Александр Тиранин - Шёл разведчик по войне

Быстро, но не суетясь, чтоб не шумнуть и не привлечь внимания, от угла, вдоль забора до машины. Присел. Секунда — подтащить портфель к краю сиденья, да четыре — пять секунд опять же не суетясь и неслышно обратно, до угла с портфелем, — ох и долгими же показались ему эти секунды и путь бесконечно длинным, — а за углом, вниз, под косогор, сначала по вырубке, а потом через кусты, где бегом, а где кувырком.

А в голове: «Легенда… голодный… есть хочется… думал, что в портфеле консервы или шоколад… Да какая легенда, какой шоколад… Кто его объяснения слушать будет… Поймают — одна дорога: гестапо и расстрел».

Под косогором в кустах остановился, прислушался. Тихо наверху, значит пропажу пока не обнаружили. Огляделся, никого. Достал нож из берестяных ножен, разрезал ремешки застёгивающие портфель. В портфеле какие — то чертежи, таблицы, схемы. Эх, незадача, не идёт у него немецкий! Переложил к себе в торбу, в портфель натолкал камней и по пути в затопленную воронку бросил. Но к воронке не подходил, бросил издали. Это на случай, если пустят собаку по следу.

И уже в открытую, подальше от штаба, стараясь бежать по каменистым участкам. Ведь картина запахов следа складывается не только из запаха тела самого человека, но и из запаха помятой травы, раздавленных насекомых, пара земли, выдавленного весом тела человека и многого чего другого. А из раскалённых камней солнышко его запах быстро выпарит.

Опять остановился и прислушался. Тихо. Может быть не вышел ещё офицер, а возможно вернувшись не заметил пропажи и спокойно поехал по своему маршруту. Есть немножко времени. Развернулся, пробежал с десяток метров обратно по своим же следам, попетлял, отпрыгнул, в сторону, снова вернулся на свой след, опять отбежал и снова вернулся. Так же петляя и двигаясь сумбурно и алогично выбежал на дорогу, попетлял и по ней, стараясь держаться колеи, чтоб проходящие машины запах приглушили, потоптался несколько секунд на обочине и прыгнул вниз, под откос. Пусть думают, что сел на попутку. В несколько прыжков достиг ручья. Прошёл метров двести вверх по течению выбираясь на несколько секунд и путая там следы то на один, то на другой берег.

Конечно, хорошую собаку — ищейку такими примитивными трюками запутать сложно, но вот проводника с толку сбить можно вполне. Увидит он, что собака то туда, то сюда как бы бестолково мечется и, решит, что след потеряла. Вернется обратно, где след был надёжный. А это потеря времени для преследователей и выигрыш для беглеца. Стопроцентной гарантии уйти конечно нет, но надежда есть.

Развернулся, и уже не выходя из воды быстро пошёл вниз по течению к Ивановскому пруду, из него в Артемьевский и долго ещё уходил от возможного преследования по многочисленным Ропшинским прудам, ручьям и протокам.

Документы срочно переправили в лес, а оттуда в Ленинград.

Мише, по возвращении из рейда, Валерий Борисович вручил орден Красной Звезды. И сказал, что документы оказались очень важными, они касались системы фортификационных укреплений полевой дивизии СС «Полицай» в районе посёлка Русско — Высоцкое. Подробнее не разъяснил, но добавил, что хороший разведчик сам дивизии стоит. И ещё добавил: было, конечно, везенье, но не оно главное — главное, что привело к успеху, это находчивость, решительность и смелость. Более того — храбрость.

Нет, не оставили бы живым. Хорошо что стерпел, не раскололся. А то бы не уцелел… «И я вам, подонки, ублюдки фашистские, морды немецкие, ишаки вонючие тоже кой что сделал. Так что счёт в мою пользу!» Заключил Микко.

И вроде как сил прибавилось и боль притупилась и лыжи легче заскользили. «Я вам, тварям поганым, тоже не подарок! Вы меня ещё попомните! Вы от нас ещё получите! Мы вас всех в вашем проклятом Берлине на сто метров под землю закопаем! Скоты безрогие!»

Начинало смеркаться, когда услышал за спиной топот лошадиных копыт и скрип полозьев. Оглянулся. Нагонял его Эркки Маслов.

— Хювяя пяйвя, — поздоровался мальчик.

— Хювяя пяйвя, — ответил Эркки. — Садись, подвезу.

— А нет, ничего, я сам. Так теплее.

Устал, проехать хоть немного, отдохнуть было бы кстати, но не тянуло его к людям, а пуще всего не хотел он сейчас расспросов. Эркки посмотрел на серое утомлённое лицо мальчика и придержал коня.

— Садись.

Усадил, укутал тулупом.

— Что с головой?

— На лыжах с горы. Об пень ударился.

— Сильно, — Эркки осмотрел рану. — Перевязать надо.

— Нечем.

— И у меня нечем, а промыть найдём чем.