Филипп Джиан: Трения

— Черт знает что такое!

Когда некоторое время спустя она появилась в гостиной, то была похожа на призрак или на жертву автокатастрофы, в состоянии шока бредущую по обочине. Без преувеличений.

Дверь кухни захлопнулась за ней. В гостиной остался только запах свежесрезанной травы.

— А может, наркотики, — добавил он. — Кто ее знает. Я ведь за ней не слежу.

*

Я обещал Лили немедленно прекратить эту историю, но сам встретился с Эвелин на неделе.

Нечего и говорить, что выглядела она неважно: осунулась, помрачнела. Прежде чем наброситься на меня с небывалым неистовством, она сначала тревожно осмотрела улицу. А потом стонала хриплым, неузнаваемым голосом.

Короче говоря, семейка буйнопомешанных.

С сексуальной точки зрения Эвелин оказалась удивительной партнершей: я имею в виду для женщины, которая ходила в церковь и так боялась греха, словно ее уже лизали языки пламени. Должен признаться, мне давно не было ни с кем так хорошо в постели. В наших отношениях мне нравились запретность, сумбурность, привкус опасности: все это обещало неожиданные сюрпризы. Мне нравилось хлопчатобумажное белье Эвелин, устрашающе примитивное. Нравилась ее решимость, ее манера отдаваться целиком, очертя голову, чтобы уж наверняка заслужить адские муки. В общем, у меня хватало причин, чтобы не сдержать обещания, которое я дал Лили, уступив ее напору. Собственно, мне нужно было время подумать. Подумать немного о себе — для разнообразия.

Мы занимались сексом у окна. Эвелин облокотилась на перила решетки и мотала головой из стороны в сторону, а я работал за ее спиной. Под нами шумела улица.

— У меня появилось на лбу красное пятно, — заявила она после. — Это отметина, знак прелюбодеяния.

— Прости, но я ничего не вижу.

— По‑моему, в офисе напротив все на нас смотрели.

— Эвелин, но ведь никто на тебя пальцем не показывал.

Три дня спустя она отравилась газом.

Лили не разговаривала со мной месяц.

На похоронах она все время держала Дмитрия под руку, а меня не удостоила даже взглядом. Оба были бледны как смерть — но я ничего не сказал, ведь меня просили не лезть не свое дело. С каждым днем Лили все больше отдалялась от меня, и смерть Эвелин ничего не изменила.

Теперь я ходил в гости всюду, куда меня звали, лишь бы после закрытия магазина не сидеть вечером одному. Мать утверждала, что из нас двоих жалеть надо Лили, но почему — не уточняла.

Город был окутан дымкой первого летнего зноя. Люди просыпались среди ночи, оглядывались и отправлялись по барам до самого рассвета. У меня был тяжелый период, рядом со мной не осталось никого, кем бы я дорожил. Единственная женщина, которая в то время уделяла мне хоть чуточку внимания, — это Кароль, старинная приятельница, с которой у меня были весьма запутанные отношения.

У нее было двое сыновей лет восемнадцати, которым она стала не нужна, и муж, который в свое время от нее ушел, потом вернулся, но возвращение его должного эффекта не произвело.

— Смотрю я на него, и зевать хочется, — вздыхала Кароль, подперев подбородок рукой, опершись на локоть и устремив взгляд в пространство.

Она считала, что от детей ждать нечего, что мир так уж устроен и, отдавая, мы никогда ничего не получаем взамен.

— Короче говоря, тебе не следовало связываться с этой несчастной. Или ты просто ненормальный.

Мы часто ходили вместе на коктейли, вернисажи, литературные вечера. Там я напивался и был рад всему, что происходило, лишь бы как‑нибудь пережить это время. На одной вечеринке у Шарлотты Блонски — незадолго до того, как ее ограбили, унеся трех итальянских примитивистов и деньги, — я по‑глупому сцепился с одним молодым парнем, фанатом Дмитрия, который твердил, что я ничего не понимаю и что это вполне естественно.

На улице я решил выместить злобу на его машине. Кароль пыталась меня удержать, но она тоже была пьяна, и остаток ночи я провел в полицейском участке. Там мне вывернули карманы и нашли недозволенную травку. К счастью, Ольга, материна подруга, у которой была куча друзей в полиции и, соответственно, доступ в самые высокие инстанции, вызволила меня из этой передряги.

Мне было плевать, как выглядит моя дочь, — я и сам после нескольких месяцев подобной жизни стал выглядеть не лучше. Теперь настал черед моей матери беспокоиться о моем здоровье и сетовать, что же я хожу такой помятый. Когда я вваливался в книжный магазин, качаясь от недосыпа и излишеств, которым предавался накануне, я чувствовал на себе ее скорбный взгляд и еще больше сутулился под его тяжестью. Если б мне не нужно было держать себя в руках, я бы улегся спать прямо среди книг. Несколько часов сна в сутки — маловато для моего возраста. Неожиданно я это понял.