Яков Рахманов - Судьба, или жизнь дается человеку один раз…

В Харькове курсанты, вернувшиеся с практики, объяснили нам, что это никакое ни авиационное, а ракетное училище, и служащим по второму году, тем более ракетчикам, отсюда выхода на гражданку нет. Чтобы попасть в комиссию по отчислению надо заваливать не меньше двух экзаменов. Мы призадумались, но не унывали. Нас было семь сержантов из ракетных войск со всей страны. Утром мы прыгали через забор, покупали баранки, обвешивались ими как пулеметными лентами. По пути налетали на пару садов, набирали яблок и груш и шли на пляж. В Харькове протекают несколько рек: Хоть, Харьков и Тйчет. Воды в них не очень много, поэтому харьковчане шутят: «Хоть лопни, Харьков не течет». К экзаменам, конечно, никто не готовился. Первым была литература, надо было писать сочинение на разные темы. Я выбрал свободную, Генка — по Чацкому. Он не стал много писать и ограничился двумя фразами: " Я, кажется, не туда попал. Ракету мне, ракету!». Я был более дипломатичен, раскрыл тему, показал образы и сделал шесть грубейших ошибок, в расчете на явную двойку. Через два дня нас вызывали к начальнику училища. Перемежая свою темпераментную речь матами, он объяснил нам, что ему на … не нужны эти … зеленые штатские медалисты. Ему надо обеспечивать войска надежными специалистами. А со мной будет особый разговор.

— Что же ты, в бога душу …. мать, деепричастные обороты выделяешь, ни одной орфографической ошибки не сделал, а прикидываешься, что не знаешь, что однородные члены отделяются запятой, она же должна стоять перед «а» и «но», — начальник училища чихвостил меня в таком духе минут пятнадцать.

— Скажи своим умникам, что свои зачетки вы не увидите до конца экзаменов.

Мы пошли за советом к курсантам. Оказалось, что надо завалить физику и математику или обе математики — письменную и устную.

На экзамене по физике я приготовился использовать прием, за который получал колы в начале моей учебы в Магадане. Вытащил билет, сел к экзаменатору после некоторой как бы подготовки. Он посмотрел билет, подумал и спросил: «А что вы знаете о системе СИ?». Я был радиолюбитель и радист, материал по этой системе только что был опубликован в журнале «Радио. Имея фотографическую память, я с дуру пересказал почти всю страницу.

«Ну что же, — прерывает он меня, — идите — «отлично». Я кляну себя последними словами: мои шансы быть отчисленным сильно сократились. Осталась математика.

Математику мне удалось завалить. Устную математику — я замолчал, а в письменной для всех трех примеров, начав решать неверно, ограничился одной строчкой. В Киев мне выездных документов не дали и отправили обратно в район дислокации моего полка.

В полку появились новые сержанты в голубых погонах. По армии и флоту объявили о добавлении еще одного года службы. Их переправили из авиационных частей с Сахалина, чтобы тягости добавленного года службы было переносить полегче. Эти военные стали вторично дембелями, или, как мы их называли, «стариками». Они завели правило: каждое утро молодой военнослужащий должен был подниматься на тумбочку и объявлять — сколько дней, метров селедки, компотов и кинофильмов осталось до дня демобилизации. Обычно эта доля выпадала на служащих по первому году и реже на слабовольных солдат второго года службы. Я иногда отстаивал от этой «почетной» обязанности некоторых военных. В один из вечеров дневальный сказал, что меня вызывают в бытовую комнату. Едва войдя в бытовку, я обратил внимание, что там были только недавно появившиеся дембеля и один из отстаиваемых мною молодой первогодок, и понял — предстоит разборка. Я успел схватить за ножку тяжелую армейскую табуретку и объявил, что двоим из них гарантирую остаться, по меньшей мере, искалеченными. Назвав меня «чокнутым», они приказали удалиться мне и моему подзащитному. Это дембельское «право» осталось только в казарме, где дослуживали бывшие авиационные сержанты.

Заканчивался второй год службы. В одну из ночей полк подняли по боевой тревоге, через сорок секунд мы стояли в строю с автоматами на плечах. Была поставлена задача подготовить всю технику к маршу, был назвав пункт назначения, находящийся на расстоянии около трехсот километров от Нерчинска. Ночь наполнилась гулом многих десятков машин различного назначения — от штабных газиков до боевых машин пехоты. Чуть позже к нему добавился лязг гусениц мощных артиллерийских тягачей. Менее чем через два часа вместе с замаскированными под пассажирские вагоны ракетами мы были готовы к выдвижению в заданный район. К обеду вся техника стояла, закрепленная на железнодорожных платформах, а военнослужащие были размещены по вагонам. Я с моими помощниками тянул провода вдоль состава. В ночь, вероятно, в целях секретности, эшелон двинулся в путь. Утром мы уже стояли в тупике; поступила команда разгружаться, техника и люди сразу же с платформ в боевом порядке уезжали в лес; к ужину мы были в глухой забайкальской тайге. Кормили нас из полевых кухонь, посудой служили котелки, которые выдавали тут же.