Фрэнк Маккорт - Прах Анджелы

Куигли берет у Финтана кожуру.

— Спасибо, Финтан.

Теперь все ждут, что скажет Клоэсси, потому что он самый рослый и крепкий в классе, и если уж он скажет «спасибо», я тоже скажу.

— Большое спасибо, Финтан, — говорит он и краснеет.

— Большое спасибо, Финтан, — повторяю я вслед за ним и стараюсь не покраснеть, но безуспешно. Мальчишки опять хихикают, и мне хочется всех побить.

— Эй, Финтан, домой идешь, роскошные кудри завивать? — кричат Финтану после школы.

Финтан, улыбаясь, поднимается по ступенькам, ведущим со школьного двора на улицу.

Какой-то рослый семиклассник говорит Пэдди Клоэсси:

— Ты, поди, тоже бы завивался, кабы башка не лысая была.

— Заткнись, — огрызается Пэдди.

— А ты заставь меня, — ухмыляется парень.

Пэдди замахивается, но семиклассник одним ударом разбивает ему нос до крови и валит на землю. Я вступаюсь за Пэдди, верзила хватает меня за шею и так швыряет головой об стену, что у меня в глазах пляшут искры и черные точки. Пэдди бредет прочь, зажимая нос и плача. Старшеклассник толкает меня к нему. На улице стоит Финтан.

— Фрэнсис, Патрик, — ахает он. — Что с вами? Ты чего плачешь, Патрик?

— Есть хочу, — всхлипывает Пэдди. — Подраться ни с кем не могу, потому что с голоду чуть не падаю. Мне так сты-ы-дно.

— Пойдем ко мне, Патрик, — предлагает Финтан. — Мама даст нам что-нибудь поесть.

— Не, у меня кровь из носа течет, — отказывается Пэдди.

— Да ерунда это. Она примочку тебе сделает или холодный ключик приложит. Фрэнсис, и ты давай с нами. У тебя тоже всегда голодный вид.

— Не, не надо, Финтан.

— Пойдем, Фрэнсис.

— Ну, ладно, Финтан.

Жилище Финтана похоже на часовню. На стенах образá: «Святейшее Сердце Иисуса» и «Непорочное Сердце Девы Марии». Иисус показывает на свое окровавленное сердце, увенчанное терновым венцом и полыхающее в огне. Голова его склонена влево в знак величайшей скорби. Дева Мария указывает на свое сердце, и на него было бы отрадно смотреть, кабы не терновый венец. Голову Мария склонила вправо — она скорбит, потому что знает, какие страдания уготованы ее Сыну.

На другой стене — изображение мужчины в бурой рясе. На его плечах, голове и руках сидят птицы.

— Знаешь, кто это? — спрашивает Финтан. — Как, нет? Это же твой покровитель, Святой Франциск Ассизский. А что за день сегодня, знаешь?

— Четвертое октября.

— Верно, и как раз праздник Святого Франциска Ассизского. Для тебя этот день особенный — можешь просить покровителя, о чем хочешь, и он обязательно исполнит твое желание. Поэтому я и позвал тебя в гости сегодня. Садись, Патрик, и ты, Фрэнсис тоже.

В комнату заходит миссис Слэттери с четками в руках. Она очень рада познакомиться с новыми друзьями Финтана и не желают ли друзья съесть по бутерброду с сыром?

— Патрик, бедный твой нос. — Она прикасается к носу Пэдди крестом на четках и читает короткую молитву. Оказывается, четки эти освятил сам папа римский, они и бурную реку остановят, не то, что кровь из носа.

Финтан сообщает, что не станет есть бутерброд, потому что постится и молится за парня, который побил меня и Пэдди. Миссис Слэттери целует его в макушку и говорит, что он святой, сошедший с небес, и спрашивает, положить ли нам горчички на бутерброд. Я отвечаю, что никогда не слышал, чтобы сыр ели с горчицей, но совсем не прочь попробовать, а Пэдди — что ни разу в жизни не пробовал бутерврот. Мы смеемся — удивительно же: до десяти лет дожил, а бутерброд ни разу не ел? Пэдди тоже смеется, зубы у него бело-черно-зеленые.

Мы съедаем по бутерброду, запиваем чаем, и Пэдди просится в туалет. Финтан провожает его через спальню на задний двор, а когда они возвращаются, Пэдди говорит:

— Мне домой пора, а то мать убьет. Я тебя на улице подожду, Фрэнки.

Теперь и мне захотелось в туалет, и Финтан ведет меня на задний двор.

— Мне тоже надо, — говорит он.

Я расстегиваю ширинку, но писать не могу, потому что Финтан смотрит на меня.

— Ты неправду сказал, и на самом деле не хочешь. Мне просто нравится на тебя смотреть, Фрэнсис. Это ведь не грех, да и не стал бы я грешить — у нас конфирмация на будущий год.

Как только мы с Пэдди выходим за ворота, я бегу за гаражи облегчиться, потому что уже еле терплю. Пэдди дожидается меня на улице, а когда мы идем по Хартстондж-стрит, говорит:

— И бутерврот был что надо, и Финтан с матерью очень святые, но еще раз я бы к Финтану не пошел, уж очень он странный, правда, Фрэнки?

— Ага, Пэдди.

— Он так смотрел, когда я писать собирался. Это же странно, да, Фрэнки?