Фрэнк Маккорт - Прах Анджелы

В комнате, где были только бабушка с дедушкой, прибавилось народу.

— Это ваши тетушки: Эмили, Нора, Мэгги и Вера, — говорит папа. — Еще есть тетя Ева, но она живет в Баллимене со своими детками, такими же как вы.

Тетушки не похожи на миссис Лейбовиц и Минни Макэдори — не обнимают нас и не улыбаются, только кивают.

В комнату заходит мама с близнецами, и папа говорит сестрам, что это Анджела и близнецы; тетушки снова кивают.

Бабушка уходит на кухню, и вскоре мы пьем чай с хлебом и сосисками. За столом говорит один Мэйлахи. Он показывает ложкой на тетушек и просит повторить, как их зовут. Мама велит ему есть молча. Глаза Мэйлахи наполняются слезами, и тогда тетя Нора гладит его по голове:

— Ну, будет, будет.

Интересно, почему все так говорят, когда Мэйлахи плачет, и что же все-таки «будет»?

Потом все долго молчат.

— Дела в Америке обстоят ужасно, — наконец произносит папа.

— Да уж, — соглашается бабушка. — Читала в газете. Но говорят, мистер Рузвельт — хороший человек, и кабы ты не уехал, то, может, уже с работой был бы.

Папа качает головой.

— Не знаю, что тебе делать, Мэйлахи. Тут еще хуже, чем в Америке. Работы нет, и, видит Бог, еще шестеро у нас не поместятся.

— На фермах работу поищу. И домик какой-нибудь маленький.

— А пока где жить собираетесь? — спрашивает бабушка. — И на что?

— Ну, пособие дадут, наверное.

— Думаешь, приплыли из Америки и сразу нате вам пособие? — замечает дедушка. — Его жди-пожди еще, а до тех пор что делать будешь?

Папа молчит, а мама смотрит в стену перед собой.

— Лучше вам в Свободное Государство [31] В 1922 году произошло разделение острова Ирландия на две территории: Северную Ирландию и Ирландское Свободное государство. ехать, — предлагает бабушка. — Дублин — город большой, а на фермах в округе поболе работы будет.

— Тебе еще от ИРА деньги причитаются, — говорит дедушка. — Ты же свой долг перед страной исполнил, а в Дублине сейчас за это деньги раздают. Вот и поезжай, там помогут. Денег на автобус одолжим. Близнецы на коленях у вас посидят, за них платить не нужно.

— Ага, ладно, — соглашается папа, а мама так и смотрит перед собой, и глаза у нее мокрые от слез.

Мы поели и снова легли спать, а наутро все взрослые сидели с грустными лицами. Вскоре за нами приехала машина и отвезла нас обратно в лавку, где остался наш чемодан. Его подняли на крышу автобуса, и мы поехали дальше. Папа сказал, что в Дублин.

— А что такое Дублин? — спросил Мэйлахи.

Ему никто не ответил. Папа взял на колени Юджина, мама — Оливера. Папа смотрел на поля за окном и говорил мне, что вот тут Кухулин и любил гулять.

— А где же он угодил шаром в пасть псу?

— В нескольких милях отсюда, — ответил папа.

— Смотрите, смотрите! — закричал Мэйлахи.

За окном разлилась серебром огромная водная гладь, и папа сказал, что это Лох-Ней — самое большое озеро в Ирландии, то самое, в котором Кухулин купался после великих сражений. Разгорячившись в бою, он нырял в озеро, вода вскипала и била ключом, и во всех окрестных деревнях много дней стояла теплая погода. Когда-нибудь мы еще приедем сюда и будем купаться, как Кухулин, а потом наловим угрей и зажарим их на сковородке, хотя вот Кухулин их не жарил, а живьем ел, потому что они дают богатырскую силу.

— Правда, пап?

— Правда.

А мама не стала глядеть на Лох-Ней. Она сидела, прижавшись щекой к макушке Оливера, и смотрела в пол.

И вот мы въезжаем в город, где большие дома, много автомобилей, телег с лошадьми, велосипедистов и пешеходов.

— Папа, папа, где площадка, где качели? Я хочу к Фредди Лейбовицу! — радуется Мэйлахи.

— Ох, сынок, ты в Дублине, тут нет Классон-авеню. Мы же в Ирландии, далеко-далеко от Нью-Йорка.

Автобус останавливается, нам снимают чемодан с крыши. Папа предлагает маме подождать на лавочке, а он сходит к одному человеку из ИРА — тот в предместье Тереньюр живет. На вокзале туалеты есть, мальчиков сводить можно, а папа только за деньгами туда и обратно, придет — и поедим как следует. Он зовет меня с собой, но мама не отпускает, потому что я нужен ей здесь. А папа говорит, что я ему деньги помогу нести, целую кучу.

— Ладно, иди с папкой, — смеется мама.

«С папкой»… Значит, настроение у нее хорошее, было бы плохое, сказала бы «с отцом».

Я семеню рядом с папой, держась за его руку. Идет он быстро, до Тереньюра далеко, и я все жду, что он понесет меня, как тогда близнецов в Туме. Но папа шагает молча, только иногда спрашивает у кого-нибудь дорогу. Спустя некоторое время он объявляет, что мы пришли и теперь надо найти человека по имени Чарльз Хеггарти. Какой-то человек с розовой повязкой на глазу подтверждает, что это нужная нам улица, а Чарльз Хеггарти, будь он неладен, живет в доме четырнадцать.