Александр Иванов - Записки анастезиолога

– Ой, ну и дура я, зачем согласилась, лучше бы я с ногой умерла!

Доктор испугавшись:

– Осторожней! Стол ведь узкий, не дай бог. Если свалитесь, мне же вас не поднять.

Степановна, санитарка, ходит вокруг стола. Примеряется:

– Ну и нога! Вот это нога! Как же я ее унесу? Тут надо пододеяльник брать.

Двое реаниматологов перебрасывают на операционный стол пожилого мужчину. Острая кровопотеря, шок, дед уже не с нами, где-то по пути на небеса. Торопятся, еще есть шанс вернуть человека на землю. Из прямой кишки льется чистая кровь, как оказалось, язвенный колит. Санитарка:

– Вы чего делаете! Я только полы вымыла, а вы опять! Совести у вас нет!

– Уйди, простыню бросишь на пол.

– Во народ! Нет, доктор, ну вы посмотрите на него, уже совсем обнаглели, уже срать сюда приезжают! Скажите ему, чтоб прекратил!

Ночь, скука. Беседуем с санитаркой оперблока о творчестве Набокова. Степановна человек разносторонний, готова поддержать беседу на любую тему, от биологии морских млекопитающих (регулярно посещает дельфинарий) до проблем адронного коллайдера. Человек одинокий, всасывает всю медийную информацию, охотно делится.

– Доктор, а вы не знаете, где музей Набокова?

– Не, Степановна, не знаю. Не был.

– А мне сказали, что вы знаете.

– Знаю, в Рождествено есть усадьба, а есть там музей или нет, не интересовался.

– А где это?

– За Сиверской, вернее, по Киевскому шоссе сразу за Вырой, далековато.

– Надо съездить.

– А вы так Набокова любите?

– Да, люблю.

– Много читали?

– Не, не читала. Хочу в музей сходить, а потом почитаю.

Пора учить узбекский язык. На операционном столе товарищ из Средней Азии. Пытаемся наладить вербальный контакт:

– По-русски говорим?

– Русский, да, говорим.

– Что болит?

– Болит… (Показывает на низ живота, в область аппендикса.)

Черт, живот весь в следах от чесотки.

– Какой… его сюда притащил?! Почему в приемном не обработали? Сам-то ты давно чешешься?

Молчит, похоже, не понимает.

– Где чешешься?

– Болит… – Показывает на низ живота.

– Ну там болит, а слово «чесаться» ты понимаешь? Вот так ты делаешь?

Вместе с хирургом изображаем процесс чесания. Хирург скачет вокруг стола, задрав футболку, скребет двумя руками свой волосатый животик, напоминая маленького Кинг-Конга.

– Так делаю…

Пока ждем из приемного специалиста по обработке чесоточных, коротаем время за беседой.

– Ты давно в России-то?

– Давно в России…

– Чего говорить не научился?

– Говорить научился.

Похоже, товарищ повторяет первые слова из сказанной тобой фразы.

– Сам чем занимаешься? Плитка кладешь?

– Занимаюсь… Плитка кладешь…

Слово «плитка», похоже, знакомо. Смотрит на меня со страхом: «Шайтан! Откуда знаешь?»

– Плохо плитка кладешь. У тебя кончики пальцев стерты, такое только у неопытных облицовщиков бывает. И еще у тех, кто только учится играть на арфе. Но думаю, что это вряд ли.

– А где успел побывать? На что посмотрел? Куда вас на экскурсии возят?

– Много успел побывать.

– И Эрмитаж, наверное, уже посетил, да? Даже завидую тем, кто в первый раз.

Беседу прерывает появление санитарки с флаконом бензилбензоата от чесотки. Жаль. Так и не узнаем о программе посещения культурной столицы.

Новогодняя ночь, хирургу плохо, хирург трезв. Пот со лба капает в рану. Руки уже работают, голова еще нет. На столе парализованный дедушка, 92 года, призреваемый сестрами милосердия в богадельне при местном соборе. Гигантская паховая грыжа, наследие еще советских времен. Ущемление в таком возрасте редкость, видно, дедок из последних сил потянулся к тумбочке за стаканом воды, пить. Когда – неизвестно, два, три, четыре дня назад? Дара речи дедушка после паралича лишен, пожаловаться не смог. Двоюродные сестры милосердия насторожились, когда началась кишечная непроходимость, заметив рвоту.

Операция долгая, скучно. Пытаюсь завязать разговор:

– Слушай, не пойму, а ты по какому автору делаешь пластику?

– Да тут получается что-то среднее между двумя способами, по Жирару – Спасокукоцкому и Кимбаровскому.

– Интересно, а где же у тебя канатик?

– Черт, не заметил! Вот же он, засохший, сверху остался.

– Так что получается, по Постемпскому? Не удержится, ткани-то говно. Сетку ведь сейчас не поставишь. Дед еще раз за стаканом потянется, и вся твоя работа псу под хвост.