Хантли Фицпатрик - Моя жизнь по соседству

– Неужели они еще не спят? – бормочет Джейс.

– Дети сильно перепугались, – говорю я, гадая, царит ли в доме хаос. Может, зря мы оставили с ними Тима?

В доме тишина. Кухня выглядит так, словно голодные захватчики вторглись на нее и спешно ретировались. Всюду стаканчики от мороженого, пакетики из-под чипсов, коробки из-под сухих завтраков, но ни единой живой души.

– Могли сказать мне, что эта кроха никогда не спит! – говорит нам Тим из гостиной.

Когда мы заходим, он сидит в кресле у раскладного дивана. На диване спит Энди, раскидав длинные загорелые ноги. К груди ее жмется Джордж. Дафф прямо в одежде растянулся поперек дивана у самого подлокотника. Гарри свернулся клубком на подушке у ноги Энди. Конечно, вместе не так страшно.

Пэтси ощупывает Тиму нос, дергает его за нижнюю губу. В голубых глазах ни капли сна.

– Прости, брат, – извиняется Джейс. – Обычно она ложится вовремя.

– Знаешь, сколько раз я читал ей «Если дать мышке печенюшку»? Долбанутая сказка! Как же ее в детской книжке напечатали?!

– Я думал, она про няню! – смеется Джейс.

– Черта с два! Она про пагубную зависимость. Чертовой мышке всего мало. Даешь ей одно, она хочет другое, потом просит третье и так далее. Долбанутая сказка, но Пэтси понравилась. Пятьдесят тысяч раз ее читали. – Тим зевает, а Пэтси уютнее устраивается у него на груди и цепляется ему за рубашку. – Ну, как дела?

Мы рассказываем ему, что знаем – ничего! – и кладем Пэтси в кроватку. Сперва малышка смотрит на нас с сердитым недоумением, потом сжимает свои пять пустышек, с невероятной сосредоточенностью закрывает глаза и крепко засыпает.

– Увидимся в магазине, брат! Я его открою. Спокойной ночи, Саманта! – И Тим уходит в темную ночь.

Несколько минут мы с Джейсом стоим на пороге и смотрим. Вот Тим включает фары, и «джетта» движется по подъездной дорожке. Молчание затягивается.

– Сэм, вдруг у папы серьезная черепно-мозговая травма? Вдруг он в коме? Вдруг он никогда не проснется?

– Пока мы не знаем, насколько все серьезно, – отвечаю я.

Пожалуйста, пусть ничего серьезного не обнаружат! Ну, пожалуйста!

Джейс наклоняется и снимает носок:

– Сэм, тут же голова. Дело наверняка серьезное. У папы с мамой нет медицинской страховки. Только мы, дети, застрахованы.

Я зажмуриваюсь и тру себе лоб, словно так проще осмыслить слова Джейса.

– Они прошлой весной от нее отказались, – тихо сообщает мне Джейс. – Я слышал их разговор… буквально несколько фраз. Мол, они оба здоровы, сравнительно молоды, хронических заболеваний нет. Ничего серьезного. – Джейс скидывает вторую кроссовку, и она с грохотом валится на пол. – Так было тогда, а сейчас все серьезно.

Я качаю головой и сглатываю. Мне нечего сказать ни в утешение, ни вообще.

Джейс выпрямляет спину, берет меня за руку и ведет на лестницу.

Комнату Джейса мягко озаряет ИК-лампа в клетке Волдеморта, слабое красное сияние едва освещает другие клетки. Пахнет землей, зеленью, свежими опилками; тишину нарушает шорох колеса, которое вертит хомяк.

Джейс включает прикроватную лампу, кладет сотовый на тумбочку. Кошка Мазда лежит посреди кровати, подняв лапы кверху; ее Джейс отодвигает к изножью. Он достает из комода белую футболку и протягивает мне.

– Сэм! – шепчет он, поворачиваясь ко мне, красивый растерянный мальчик.

Я дышу ему в шею, роняю футболку на пол, когда руки Джейса ложатся мне на пояс, притягивают к себе так близко, что я чувствую, как его сердце бьется рядом с моим.

Это неправда, я просто выдумываю, поэтому льну к Джейсу губами, руками, всем телом изливаю на него свою любовь. Я отторгаю тихое «Шор-роад», мамино «Господи!», спокойный голос Клэя и страшный удар. Свои фантазии я складываю, оборачиваю пузырьковой пленкой, обвязываю изолентой и убираю подальше.

Мы и прежде торопились, желали испытать все, что только можно, но никогда так не неистовствовали. Джейс тянет меня за топ, я вожу ладонями ему по бокам, чувствую его трепет и напряжение, его губы согревают мне шею, мои пальцы запутались у него в волосах… Получается отчаянно, судорожно, но облегчение наступает, глухая ночь наполняется силой жизни.

Потом Джейс устало кладет мне голову на плечо и тяжело дышит. Какое-то время мы молчим, потом он спрашивает:

– Я должен извиниться? Не знаю, как… Почему я… Мне-то помогло, только…

Я медленно прижимаю палец ему к губам:

– Не надо, не извиняйся. Мне тоже помогло.

Мы почти не двигаемся, пока пульс не приходит в норму, пот не высыхает, дыхание не сливается воедино. Не говоря ни слова, мы залезаем к Джейсу на кровать. Он устраивает меня поудобнее – голова у него на груди, шею придерживает теплая ладонь. Скоро наше дыхание становится ровным, но я лежу без сна, глядя в потолок.