Михаил Чулаки - У Пяти углов

— У меня к вам небольшая просьба, Аркадия Андреевна, Вообще-то чистая формальность. У нас в квартире освободилась комната, я был в исполкоме, говорят, у меня есть шансы ее получить, но нужно приложить ко всяким справкам ходатайство от Союза.

Аркадия Андреевна сразу изменилась. И проделала это чрезвычайно изящно: не то чтобы она вдруг посуровела — нет, она продолжала улыбаться, но улыбка сделалась вежливой и как бы слегка отстраненной. И сама она стала вдруг похожей на безупречную секретаршу товарища Графова. И вопрос задала тот же:

— А какая у вас площадь? И сколько в освободившейся комнате?

В свою очередь и Филипп словно бы мгновенно перенесся из старого союзовского особняка, где он всегда как дома, в холодную исполкомовскую приемную. Почувствовал себя просителем, подающим совершенно несбыточное заявление.

Требуемые цифры он произнес, краснея.

— И хотите девяносто метров? На троих?!

— Так ведь понимаете, Аркадия Андреевна, в одной комнате у меня отец, а в другой…

Он пытался объяснить, что при всех метрах у него нет отдельного кабинета, но понимал, что никого не убедит. Даже самого себя он сейчас не убеждал.

— Нет, голубчик Филипп Николаевич, ничего у вас не получится, вы уж поверьте моему опыту.

— Но все-таки надо попробовать. Пусть будет в исполкоме заявление, а вдруг…

Должно быть, улыбался он самым жалким образом.

— Нас и так постоянно ругают, что мы подписываем необоснованные ходатайства. Все равно отказывают, а потом нам же звонят: «Что же вы просите, если совершенно невозможно!» Были уже случаи. Вы же знаете, Филипп Николаевич, что я бы рада для вас все возможное.

Филипп с готовностью кивнул.

Готова все возможное, но это невозможно, уж поверьте моему опыту. Я на таких делах не одну собаку… Знаете, давайте сделаем так: если они действительно готовы пойти вам навстречу и им нужно это ходатайство как лишняя зацепка, пусть они позвонят нам и скажут. Тогда я тотчас напишу. Но нарываться на заведомый отказ — это не нужно ни вам, ни нам. Договорились? Поговорите с ними, и пусть они позвонят.

Филипп прощался и благодарил, чтобы Аркадия Андреевна не подумала, что он обиделся. Но ему стало абсолютно ясно, что на этом его хлопоты закончились. Не может же он, на самом деле, прийти в исполком и сказать: «Походатайствуйте перед моим Союзом, чтобы он написал вам за меня ходатайство!» Получается что-то вроде бюрократической версии вечного двигателя: чтобы первое ходатайство подталкивало второе, а второе, в свою очередь, толкало первое! Но вечные двигатели принципиально невозможны, это давно известно: чтобы началось движение, нужно приложить усилие извне, — Аркадия Андреевна не смогла приложить такое усилие. Или не захотела? Нет, не смогла. Действительно: девяносто метров на троих? Нахальство!

Что ж, Филипп чувствовал некоторое облегчение оттого, что можно прекратить столь непривычное ему и неприятное занятие — хлопоты. Он сделал все что мог, не оказался тем самым лежачим камнем, ему не в чем себя упрекнуть. Это самое главное: не в чем себя упрекнуть! А не получилось — что ж, значит, дело и правда невозможное, Аркадия Андреевна на таких делах не одну собаку…

И все-таки… Все знакомые почти сплошь живут в просторных квартирах. Многие в центре. И площадь У них не по четырехметровой норме. Не только Свято-полк Смольников — многие. Откуда же это взялось? Люди все честные, получили квартиры законно. Почему же у них получилось так удачно: и законно, и просторно, а у Филиппа — нет? Или не та фигура, не та слава? Надо стать в позу страдающего гения — тогда не откажут? Хорошо тем, кто умеет вставать в позу. Да поздно учиться. И пошло…

Филипп проскрипел вниз по деревянной лесенке и столкнулся у нижней ступени с неизбежным Брабендером. Где ни появишься, обязательно с ним столкнешься!

— Филиппо! Это судьба — Филиппо!

Никогда раньше Брабендер не величал Филиппа на итальянский лад.

— Это судьба: сегодня у меня премьера Эдуардо де Филиппо! Наконец я могу тоже тебя пригласить. Да ты слышал хоть одну мою ноту? Сегодня наконец услышишь! Театр называется «У Поцелуева моста». Потому что там рядом мост. А чаще зовут себя «Поцелуем». Ребята молодые, поцелуев, наверное, больше, чем театра. Нет, они очень стараются! Ты ведь не слышал, да? Вот она — интеллигенция! Да сейчас, если хочешь знать, самые интересные театры — самодеятельные. Потому что не заштампованы. Ребята хорошие — все энтузиасты. Я им помогаю с музыкой — тут они пас. Сделал с ними полумюзикл — полный им не вытянуть. И пьеса нигде не идет, кроме нас. Хотя Филиппо у нас ставили много, мы нашли нетронутую пьесу. Девственную!.. Бумажку я тебе никакую не даю: у нас принципиально свободный вход. А место займу — иначе пропадешь! Или места — ты же с женой? У нас всегда толпа. Комната маленькая: в большом помещении им не вытянуть — голоса-то не поставленные. Начало в полвосьмого.