Женя Крейн - Не исчезай

Девочка Элис, поэт Роберт Фрост, останьтесь. У нее нет сил с вами расстаться навсегда – дописать, додумать, довести до конца историю чужой жизни.

– Hyla, Hyla! Прощай! Я ухожу!

Услышит ли он ее? Свет падает косыми лучами.

Любе снится сон. Под утро, когда пора просыпаться, когда под веками пробегают быстрые сны.

Там, у самого края водопада, стоит она, Люба, озаренная утренним светом, в капельках росы, отдавшись необыкновенным чувствам, судьбе своей. В неистовом душевном смятении, пораженная в самое сердце красотой и нереальностью жизни, она собирается броситься в воду, чтобы, растворяясь в этом горном потоке, стать частью той жизни, стать наконец счастливой навеки.

Если тем, кто считался чувствительными и несобранными, романтичными и мечтательными, неспешными и задумчивыми, приходится жить в новых условиях и они становятся жесткими и напряженными, означает ли эта метаморфоза, что происходит некий разрыв традиций?

Дочь не повторяет пути матери. Привычная роль утрачена. Надо выживать в новых условиях. В эпоху тревог трудно сохранить неспешность помыслов. Глубокое недоверие к истории, которое свойственно иммигрантам и малым нациям, – то, о чем пишет Милан Кундера, – есть глубокое недоверие к любой эпохе, будь то время относительного покоя или период тревог.

Люба не ждала покоя. Она жаждала свершений, событий, а те почему-то обходили ее стороной.

Но той – прежней Любы – не стало. Она ушла, растворилась в изумрудных водах горных озер.

Любу неодолимо тянет обратно, в Нью-Гэмпшир, все в тот же отель – она стремится совершить еще один побег.

Если нет событий, создай их, сотвори. Если в доме твоем сонная тишина и пыль лежит слоями, сдвинь мебель, смени занавески, затей ремонт и выгони мужа. «Что я тут делаю? Зачем вернулась сюда?» – думает она. Ее вытолкнуло из дома полное несовпадение с теми, кто делит с ней жизнь, с пейзажем за окном, с теми, кого приходится видеть ежедневно, делить ограниченное и неуютное рабочее место. Я не отсюда, так она думает, я женщина из другого времени. Из другой жизни. Мне здесь тяжело дышать, мне надо уехать. «У тебя славянская душа!» – говорят американские друзья. «Какая такая „славянская душа“? Что они понимают в моей душе? Что они знают о славянской душе ?» – мысленно возмущается Люба.

Да и правда, о чем это они? О замысловатых, спутанных целях и суждениях, о смутных надеждах, отчаянии и разочаровании, недоверии, бесшабашности, провалах памяти и отсутствии осознанных желаний?

Вернувшись обратно к подножию гор, Люба уже не знает, что делать дальше. Бездумно бродит по плазе, заходит в магазины, шарахается от людей. Погода не балует: близится середина весны, а здесь холодно, ветрено, дождливо. Горы облеплены блеклыми пятнами – то ли остатками ноздреватого снега, то ли голыми еще лесами с островками прошлогодней листвы. Она ходит и ходит, словно ждет кого-то, надеется на встречу. Сидит в маленьких кафе, пьет много кофе, бездумно глядит в окна или рисует на салфетках абстрактные цветы и листья.

В кафе-стекляшке, где она встретилась с Ниной, Люба устраивается за тем же столиком у окна. Здесь тоже холодно, парень за стойкой стоит скучный – посетителей нет, только Люба, пьющая, пытаясь согреться, сначала черный кофе, а затем уже какао со взбитыми сливками. Она вздрагивает от шума кофеварки, от шорохов; ей кажется: сейчас кто-нибудь войдет, скажет что-то важное, и она очнется от странной нервной спячки.

На третий день ей приходит в голову мысль поехать туда, где жил Фрост, посмотреть на его последний дом и там решить что к чему. Она, долго не раздумывая, собирает вещички и отправляется в Вермонт.

Летом 1920 года владельцем старого викторианского здания, раскинувшегося у подножия Зеленых гор ( Green Mountains ), завещанного колледжу бывшим членом его правления Джозефом Бателлем, оказался Миддлбери-колледж. Тем же летом решено было основать там летнюю аспирантуру английской и американской литературы, разместившуюся во вместительном старом здании. Любе оно напоминает большой дом, дачу где-нибудь на Карельском перешейке, построенную еще финнами в 30-х годах прошлого столетия. Ей на минуту показалось, что она попала обратно в детство, вот сейчас завернет за угол, а там ее велосипед у забора, бабушка ждет с обедом, мальчишки гоняют на самокатах, а впереди долгая, не известная еще, зовущая жизнь.