Наш коллега — преподаватель, отмечал юбилей. Как водится, в кафе был накрыт стол с большим количеством спиртных напитков, собрались все работники факультета, после юбилейных тостов, хорошо выпили, закусили, еще раз выпили, и все присутствующие преисполнились любви и дружбы ко всему сущему.
Веселый, хорошо поддатый я вышел из кафе на улицу освежиться и покурить, бывший чекист вышел за мной.
— Вы в Афганистане служили? — закуривая, спросил он.
— Допустим, — я не любил афишировать, место своей службы, на работе о ней не рассказывал, а подробных анкет в то время при трудоустройстве, уже не требовали, никто из моих коллег, о том, что я служил в Афганистане не знал.
— Что тут допускать, — рассмеялся отставной «козы барабанщик» и чекист, называя воинскую часть, в которой я служил, и место ее дислокации.
— А твое, собственно говоря, какое дело, где я служил, и что делал? — начал грубить я. Вот за это «всезнайство» я сотрудников из Контор Глубокого Бурения и не люблю. Вечно они лезут, туда, куда их не просят. — Могу успокоить твою чекистскую душу, Родину, я не предавал.
— А разве я такое сказал? — удивился он, — Я был в Афгане в составе оперативной группы КГБ, по вашей бригаде дело вел, там и твоя фамилия мелькнула, вот и я поинтересовался, ты это, или твой однофамилец.
— Какое дело? — начал трезветь я.
— О разгроме, отряда Хамзы. Помнишь?
Еще бы не помнить! Пытались нас по этому делу, особисты, наизнанку вывернуть.
— Так ты тот самый особист, что в Кабуле нашего командира роты допрашивал? — удивился я.
Он кивком головы подтвердил.
— Раз ты первый на «ты», начал говорить, то пошли за это и выпьем! — предложил он.
Давно, со времени службы, я знаю, что любит поиграть с нами судьба, иной раз так вывернет, что руками разводишь, да не может быть! Может еще как может, не раз мне в этом убедиться доводилось. Отлично помню, ту операцию, тогда первый и последний раз я столкнулся с разведчиком с той стороны.
Мы наткнулись на них случайно. Рота наша возвращалась с очередной операции, в горном массиве провинции *** Афганистана. Двигались мы по горным тропам. На дороге в условленном месте, ждала нас бронетехника.
Я как обычно шел передовым в головной походной заставе. Опыта боевых операций у меня было достаточно, и я всем своим солдатским нутром, всем своим желанием вернутся домой живым, знал, что если в горах мечтать о прекрасном завтра, то оно никогда не наступит. Мало того, что тебя по глупости убьют, еще и товарищей подставишь под пулеметы. В общем, был я готов в любую минуту спрятаться в укрытие и открыть огонь на поражение.
Я то был готов, а вот он нет. Он тоже шел в передовом охранении своего отряда, оружие закинуто за спину, смотрит под ноги, и за поворотом горной тропы, мы столкнулись. Он успел, только поднять взгляд от раскаленных камней тропы, и схватится за автомат, как я выстрелил, и тут же броском в сторону ушел с линии огня, спрятался за большой камень, и длинными очередями из ручного пулемета, повел рассеивающий огонь. При таком огне попасть не главное, а так надо стрелять, чтобы каждый почуял, что летит к нему его смерть, вот-вот поцелует. По военному говоря, рассеять противника и вызвать панику в его рядах. Удалось. Моджахеды растерялись, и открыли беспорядочную неприцельную пальбу. Пока они лупили из своего оружия в «божий свет как в копеечку», перебежками подбежали все наши ребятки, рассредоточились, залегли, используя как укрытие каждую складку местности, каждый камень, и открыли огонь на поражение. Двадцать бойцов осталось в нашей роте, опытные ребятки, лихие, десантники, из тех, кто первыми входил в Афган в январе восьмидесятого. Мы уже умели воевать, а вот они нет.
Идиоты! Им бы отступить, уйти в горы, или, в крайнем случае, используя численное преимущество, навязать нам огневой бой, так нет, пошли на прорыв, бегом на наших лежащих в укрытиях солдатиков, в лоб на пулеметы и автоматы. То ли командир у них был болван, то ли они сами обкуренные были, не знаю, но поперли они в атаку. Расстояние между нами небольшое было, метров тридцать. Вот с тридцати метров, из двадцати стволов, положили мы весь их отряд, даже магазины у пулеметов и автоматов менять не пришлось. Бой всего пять — семь минут занял.
Полсотни душманов положили, это мы потом по трупам посчитали, да пятерых раненых в плен взяли. Воевать милые, надо уметь, здесь пересдач и повторных зачетов не бывает, тут одна только две оценки жизнь или смерть, а мы уже год сдавали экзамен на жизнь, правда, не все.
Читать дальше