Джулиан Барнс: Восточный ветер

Шло время. Он познакомил ее с Гари и Мелани; дети к ней привязались. Не она им говорила, что делать, а они — ей, и она слушалась. Еще они задавали вопросы — иные он сам никогда не посмел бы задать.

— Андреа, ты замужем?

— Можно мы будем смотреть телевизор, пока не надоест?

— Ты была замужем?

— Если я съем три, меня стошнит?

— Почему ты не замужем?

— Сколько тебе лет?

— Ты за какую команду болеешь?

— У тебя есть дети?

— Отведешь меня в туалет?

— Вы с папой поженитесь?

На некоторые из этих вопросов он теперь знал ответы. Как всякая разумная женщина, Андреа скрывала свой возраст. Как-то ночью впотьмах (он отправил детей домой и, как всегда после этого, не мог переключиться на секс, был слишком расстроен) Вернон спросил:

— Как тебе кажется, ты могла бы меня любить?

— Да, думаю, могла.

— Могла или могла бы?

— Какая разница?

Он не сразу ответил.

— Никакой. Я на все согласен. Что дашь, то и возьму.

Вернон не знал, с чего оно началось, все дальнейшее. Потому ли, что был влюблен, или потому, что не хотел никакой любви? Или хотел, но боялся? Или в глубине души и впрямь стремился все изгадить? Его жена (бывшая) так и сказала ему однажды за завтраком: «Слушай, Вернон, ты мне не противен, честно. Просто не могу с тобой жить, потому что тебе обязательно все нужно изгадить». Весьма неожиданная постановка вопроса. Да, храпел и шмотки разбрасывал по всей квартире, и спорт по телику смотрел (не так уж, кстати, и много). Зато домой приходил вовремя, детей любил, на других женщин не засматривался. Оказывается, для некоторых это означало «изгадить».

— Могу я тебя о чем-то спросить?

— Естественно.

— Оставим «естественно» американцам. Мы говорим просто «да».

Она взглянула на него, точно спрашивая: «С какой стати ты вдруг меня поправляешь?».

— Да, — повторила она.

— Когда я был без презерватива и ты сказала, что не залетишь, — это в смысле тогда или в смысле вообще?

— В смысле вообще.

— Во дела! Ты знаешь, сколько стоит упаковка?

Это зря сорвалось, он и сам понял. Мало ли что там с ней могло быть: неудачный аборт, изнасилование…

— То есть детей ты иметь не можешь?

— Нет. Ты меня презираешь?

— Андреа, бога ради, — он взял ее руку. — У меня и так уже двое. Главное, чтобы тебе было спокойно.

Она опустила глаза.

— Нет. Мне неспокойно. Это мое большое несчастье.

— Ну, мы могли бы… Не знаю, пойти к врачу. Показаться экспертам.

Он почему-то считал, что в Англии эксперты более сведущие.

— Нет, только не экспертам. Не экспертам.

— Хорошо, про экспертов забыли.

Он подумал: «Усыновление? Но на какие шиши при моих расходах?».

Он перестал покупать презервативы. Начал задавать вопросы, изо всех сил стараясь быть тактичным. Но такт, как умение заигрывать, — либо это есть, либо нет. Или не в том дело? Просто тактичным быть легко, когда ответ на вопрос не важен, а когда важен — трудно.

— Почему вдруг этот допрос?

— Допрос?

— Да, так мне кажется.

— Извини.

Но извинялся он лишь за то, что она заметила. За то, что мог бы остановиться — но не мог. Когда отношения только возникли, ему нравилось, что он ничего о ней не знает; это было необычно, свежо. Постепенно он ей открылся, а она ему — нет. Почему не пустить все на самотек? «Потому что тебе обязательно все нужно изгадить», — шепнула на ухо жена (бывшая). Нет, глупости. Если любишь, хочешь знать все. Хорошее, плохое, никакое. Он же не компромат собирает. «Это и есть любовь, — сказал себе Вернон. — Или то, что мы считаем любовью». Андреа — порядочная женщина, сомнений тут быть не может. Ну, выяснит он что-нибудь про порядочную женщину за ее спиной — кому это повредит?

Они все его знали в «Окуньке»: миссис Риджвел (управляющая), Джил (другая официантка) и старый Херберт (который рестораном владел, но появлялся там, только когда хотел бесплатно перекусить). Вернон дождался начала обеденной суеты и прошел мимо барной стойки к туалетам. Комнатка (в сущности, чулан), где служащие оставляли пальто и сумки, находилась прямо напротив двери в мужскую уборную. Вернон вошел, отыскал сумочку Андреа, взял ее ключи и вышел, стряхивая воображаемую воду с кистей, точно восклицая: «Ну, видите, никакого проку от этой электросушки!».

Он подмигнул Андреа, дошел до «Металлоремонта», посетовал на клиентов, у которых никогда не бывает второго комплекта ключей, побродил по округе, забрал новый комплект, вернулся в «Окунек», приготовил шутку про мочевой пузырь, который якобы расшалился (не понадобилась), положил ключи Андреа обратно и заказал капучино.