Джулиан Барнс: Восточный ветер

День был ясный, солнце висело над самым морем, било в глаза. Март подходил к концу, и близость весны ощущалась даже в этой части побережья.

— Сплавать не надумали? — спросил он, когда она подавала счет.

— О, нет. Не плаваю.

— Вы, вероятно, полька.

— Меня зовут Андреа, — ответила она.

— Мне, в сущности, все равно, какой вы национальности.

— Мне тоже.

Беда в том, что заигрывать он и раньше не очень умел, вечно допускал какую-нибудь бестактность. А после развода и вовсе разучился, ибо заигрывал без души. Где была его душа? Оставим этот вопрос на завтра. Закончим сначала про заигрывание. Уж он-то знал, каким огнем вспыхивают глаза женщины, когда допустишь бестактность. «Ты откуда такой?» — говорит ее взгляд. В любом случае, заигрывание — парный танец. Да и староват он уже для него. Тридцать семь, отец двоих детей — Гари, восемь, и Мелани, пять. Так напишут газеты, если однажды утром его тело выбросит волнами на берег.

— Я агент по недвижимости, — сказал он. Еще одна фраза, после которой заигрывание обычно можно сворачивать.

— Что это?

— Покупаю и продаю дома. И квартиры. И арендой мы занимаемся. Комнат, квартир, домов.

— Вам нравится?

— Надо же чем-то зарабатывать.

— Нам всем надо.

Он вдруг подумал: «А ведь ты тоже заигрывать не умеешь. Может, и умеешь на своем языке, но не по-английски, так что мы квиты». Еще он подумал: «На вид она очень крепкая. Может, мне именно такая и нужна. Мы с ней, скорее всего, ровесники». Впрочем, не все ли равно, сколько ей лет. Ухаживать он не собирался.

Он стал ухаживать. Пойти в этом городе было особенно некуда. Один кинотеатр, несколько пабов и пара ресторанов (не считая того, в котором она работала). Еще бинго для стариков, чьи квартиры ему предстояло продать, когда они умрут, и клуб, где тусовались полусонные готы. Подростки ездили по пятницам в Колчестер и накупали наркоты, чтобы продержаться до понедельника. Немудрено, что они спалили пляжные домики.

Сначала она ему нравилась за то, какой не была. Она не была кокетливой, не была болтливой, не была наглой. Ее не смутило ни то, что он агент по недвижимости, ни то, что разведен и с двумя детьми. Другие женщины, оценив ситуацию, сразу говорили «нет». Он пришел к выводу, что женщин вообще больше влекут те мужчины, которые остаются в семье, даже когда там сущий ад, чем те, которые сидят на бобах после развода. Вообще-то, ничего удивительного. Но Андреа это не волновало. Она почти ни о чем не спрашивала. Правда, и на вопросы не отвечала. Целуясь с ней первый раз, он подумал, что не худо бы уточнить, полька ли она, но потом забыл.

Он предложил зайти к нему, но она отказалась. Обещала в следующий раз. Несколько дней он не находил себе места, представляя, как впервые после стольких лет ляжет в постель с незнакомой женщиной. Презервативы поехал покупать в соседний город, где его никто не знал. Не потому, что стыдился или стеснялся, — просто не хотел афишировать. Его дело.

— Хорошая квартира.

— Что с нами будет, когда агент по недвижимости не сможет снять себе пристойной квартиры?

У нее была сумочка с вещами для ночевки; она разделась в ванной и вышла в ночной рубашке. Они легли, и он выключил свет. Она показалась ему очень зажатой. Он чувствовал, что и сам зажат.

— Давай просто обнимемся? — предложил он.

— Что значит «обнимемся»?

Он показал.

— Значит, «обнимемся» не то же, что секс?

— Нет, это разные вещи.

— Хорошо, обнимемся.

После этого оба расслабились, и вскоре она уснула.

В следующий раз после поцелуев он отвлекся на возню с непослушным, смазанным чем-то скользким презервативом. Знал, что его следует раскатывать, но в конечном итоге натягивал, как носок, и чуть не порвал. Да еще в темноте, что не упрощало задачи. Но она не проронила ни слова, не торопила нетерпеливым покашливанием, и, в конце концов, он управился. Она задрала ночнушку, и Вернон навалился сверху. Им безраздельно владела похоть; мозг был наполовину полон мыслями о трахе, а наполовину пуст, точно не постигал смысла происходящего. Про Андреа Вернон в тот раз почти не думал. Сначала всегда сосредотачиваешься на себе. Потом вспоминаешь про партнера.

— Тебе было хорошо? — спросил он спустя какое-то время.

— Было хорошо.

Вернон засмеялся в темноте.

— Ты надо мной смеешься? Тебе не было хорошо?

— Андреа, — сказал он, — всем было хорошо. Никто над тобой не смеется. Я никому не позволю над тобой смеяться.

Пока она спала, он думал: «Мы начинаем заново, и она, и я. Не знаю, что ей выпало в прошлом, но, возможно, мы оба начинаем подъем с низшей точки, и это хорошо. Все хорошо».