Иэн Макьюэн - Суббота

Она поднимает глаза. Розалинд не сводит взгляда с дочери: от мышечных спазмов колени ее трясутся. Все остальные смотрят на Бакстера и ждут. Тот наклонился вперед, облокотившись на спинку дивана: он все еще прижимает нож к шее Розалинд, но хватка его, кажется, ослабла, и в позе чувствуется нерешительность. Возможно ли, реально ли чтобы чтение стихов вызвало такую перемену?

Наконец он поднимает голову и говорит капризно, по-детски:

— Еще раз!

Она переворачивает страницу и начинает заново — на этот раз более уверенно, мягким, завораживающим тоном, словно рассказывает ребенку сказку:

— «Взгляд оторвать от моря не могу. Тишь. Смотрится луна в пролив. Там, на французском берегу, погас последний блик…» [16] Процитировано стихотворение Мэтью Арнольда (1822–1888) «Дуврский берег», перевод М. А. Донского.

Теперь Генри слушает внимательнее, и многое, ускользнувшее в первый раз, становится ему яснее. Он обнаруживает, что дело происходит в Англии, а не во Франции, что героиня стоит не на берегу, а у открытого окна, и мужчины, отца ее ребенка, нет с ней рядом. Ему представляется Бакстер: вот он стоит, облокотившись о подоконник, и слушает шум волн, «и в мерном плеске чувствует душа безмерную печаль». Этот звук ассоциируется не с древностью вообще, а с Софоклом, который «вслушивался в гул Эгейских волн», и они «о горестях людских вели рассказ». Даже сейчас Генри невольно морщится, услышав упоминание о «море веры» и о сияющем потерянном рае. И снова — на этот раз ушами Бакстера — слышит он приглушенный шум моря, но теперь это «зов небытия», и «стеная, шлет прилив за валом вал, захлестывая петлю вкруг земли». Это как певучее проклятие. Мольба о верности тщетна в этом унылом мире, где не найти ни любви, ни жалости и где «идет схватка первозданных сил» (сейчас, во второй раз, Генри уже не слышит никаких упоминаний о пустыне). Теперь ему кажется, что мелодичность стихотворения как-то не вяжется с мрачным настроем.

Трудно сказать, что происходит с Бакстером: беспрерывные мышечные подергиванья не позволяют угадывать его настроение по лицу, но, кажется, он взволнован. Не сводя глаз с Дейзи, он убирает нож и прячет его в карман. Невероятным усилием воли ей удается сохранить самообладание, и лишь дрожащая нижняя губа свидетельствует о ее чувствах. Она беспомощно опускает руки, книга дрожит, зажатая меж пальцев. Грамматик сжимает руку Розалинд. Пока звучали стихи, Найджел презрительно кривил губы, но теперь заметно оживился.

— Ну давай, действуй, — говорит он приятелю, — а я пока нож подержу.

Генри боится, что эта подсказка, напоминание о цели их прихода, вызовет новую смену настроения и подтолкнет Бакстера на прежний путь.

Но Бакстер его как будто не слышал.

— Ты это сочинила! — взволнованно говорит он. — Ты сама это сочинила!

Это не вопрос, а утверждение. Дейзи молча ждет.

И снова:

— Ты это сочинила! — А потом, торопливо: — Здорово! Слушай, ты не представляешь, до чего здорово! Просто класс! И ты сама это сочинила!

Дейзи упрямо молчит.

— Знаешь, когда я слушал, то все вспоминал те места, где я вырос.

Генри понятия не имеет, где вырос Бакстер, и его это не волнует. Он хочет броситься к Дейзи, к Розалинд, хочет защитить их обеих — но боится тронуться с места, пока Бакстер рядом.

— Эй, Бакстер! — Найджел кивком указывает на Дейзи и ухмыляется.

— Не-а. Я передумал.

— Чего? Ты че, охренел, что ли?

— Ты бы оделась, — говорит Бакстер так, словно Дейзи обнажилась по собственной прихоти.

Секунду или две она не двигается. Все ждут.

— Да ты сдурел! — говорит Найджел. — Что же, выходит, мы все это зря…

Дейзи наклоняется, подбирает с пола свитер и юбку, торопливо их натягивает.

— Нет, как ты до этого додумалась? — не успокаивается Бакстер. — Вот так просто села и написала, да? — И повторяет еще несколько раз, изумленно и восторженно: — Такое сочинила!

Дейзи не обращает на него внимания; она быстро, судорожно одевается, отпихнув ногой валяющееся на полу нижнее белье. Для нее главное — прикрыть наготу и кинуться к матери. Бакстер, как видно, не видит ничего особенного во внезапной перемене своей роли — от грозного повелителя к восторженному слушателю. Или к довольному ребенку. Генри пытается поймать взгляд дочери, предупредить ее, чтобы она продолжала отвлекать Бакстера. Но она уже рядом с матерью, они обнялись; Дейзи опустилась на пол у ног Розалинд, почти легла к ней на колени, они сжимают друг друга в объятиях и бессвязно шепчутся, не обращая внимания на суетящегося вокруг Бакстера. Возбуждение его нарастает, он быстро и беззвучно шевелит губами, дергается, переминается с ноги на ногу. Дейзи бросила книгу на стол, Бакстер подбирает ее и машет ею в воздухе, словно старается вытрясти из нее смысл.