Иэн Макьюэн - Суббота

Лет двенадцать или даже больше Пероун не видел свою дочь обнаженной. Он помнит ее маленькой девочкой, которую они с Розалинд купали в ванне, и, несмотря на свой страх — или, быть может, как раз из-за страха, — видит сейчас перед собой все того же беззащитного ребенка. Но перед ним не ребенок: Дейзи, несомненно, сознает, что понимают ее родители в этот миг, о чем догадываются они по тугой выпуклости ее живота и налитых маленьких грудок. Как же он раньше не догадался? Все так очевидно: перепады настроения, то восторг, то внезапные слезы… Судя по всему, она на четвертом месяце. Но сейчас не время об этом думать. Бакстер не двигается. У Розалинд начинают дрожать колени. Нож не дает ей повернуть голову к мужу, но Пероун чувствует — она хотела бы сейчас взглянуть ему в лицо.

— Ух ты! — говорит Найджел. — Ну ни фига себе! Слышь, чувак, и это все для нас!

— Заткнись, — отвечает Бакстер.

На Пероуна никто не смотрит, и он делает шажок к ним.

— А это что такое? — говорит вдруг Бакстер. — Смотри-ка!

Свободной рукой он указывает на книгу Дейзи, лежащую на углу стола. То ли стремится растянуть ее унижение, то ли скрывает собственное смущение и растерянность при виде беременности. Оба они — еще юнцы, их сексуальный опыт, скорее всего, довольно скуден. Вид беременной женщины их смущает. Может быть, даже вызывает отвращение. Только на это и надежда. Бакстер зашел слишком далеко: назад не повернешь, а что делать дальше, он не знает. В сигнальном экземпляре, лежащем на диване напротив, он видит новую возможность и хватается за нее.

— Найдж, дай-ка мне это!

Найджел поворачивается спиной к Генри и Тео, чтобы взять книгу. Генри придвигается ближе. То же самое делает Тео.

— «Скромный мой челнок». Дейзи Пероун. Скромная Дейзи Пероун. — Левой рукой Бакстер листает страницы. — А ты и не говорила, что пишешь стихи. И что, все это сама сочинила?

— Да.

— Ну ты даешь!

Он протягивает ей книгу:

— Прочти что-нибудь. Самое лучшее. А мы послушаем. Ну, давай.

— Я сделаю все, что хотите! — почти стонет Дейзи. — Все, что хотите! Только уберите нож!

— Слышал? — хихикает Найджел. — Все, что хотите! Ух ты! Скромница Дейзи!

— Ну уж нет, извини, — отвечает Бакстер с таким видом, словно это неприятно ему самому. — А если кто-нибудь на меня бросится? — Тут он оборачивается к Пероуну и подмигивает ему.

Книга дрожит в руках Дейзи; она открывает свой сборник на первой попавшейся странице, набирает воздуху в грудь и уже хочет начать, когда Найджел говорит:

— А про секс у тебя есть? Давай-ка, прочитай что-нибудь этакое!

Вся решимость Дейзи исчезла. Она закрывает книгу.

— Не могу, — жалобно произносит она. — Правда не могу.

— Сможешь, сможешь, — говорит Бакстер. — А то перережу ей горло. Хочешь посмотреть?

— Дейзи, — негромко говорит Грамматик, — послушай меня. Прочти то, что ты раньше читала мне.

— А ты, дедуля, заткнись на хер! — обрывает его Найджел.

Дейзи вопросительно смотрит на Грамматика, затем, кажется, понимает, о чем он. Пролистывает книгу, ища нужное место, бросает быстрый взгляд на деда и начинает читать. Голос ее дрожит и срывается, книга едва не падает из трясущейся руки, и Дейзи приходится взять ее обеими руками.

— Ну нет, — говорит Бакстер. — Так не пойдет. Ты так бормочешь, что ни слова не разобрать. Давай-ка еще раз, сначала.

И она начинает сначала — по-прежнему тихо, но теперь Генри уже различает слова. Он несколько раз пролистывал ее книгу, но это стихотворение, видимо, пропустил. Во всяком случае, оно его удивляет — певучее, задумчивое и намеренно архаичное, словно Дейзи перенеслась в иное столетие. Страх мешает ему слушать, многого он не понимает, многое додумывает сам; но вот Дейзи чуть возвышает голос, в нем появляется ритм, и перед глазами у Генри встают картины, о которых говорится в стихотворении. Он видит, как Дейзи стоит на пляже в летнюю лунную ночь: прилив, море спокойно, воздух напоен ароматами, на волнах играют последние отблески заката. Она обращается к своему возлюбленному, к отцу своего будущего ребенка, просит его подойти и взглянуть или, точнее, прислушаться. Пероун представляет рядом с ней мускулистого, обнаженного по пояс мужчину. Вместе они слушают, как шуршит по камням прибой, и слышат в этом звуке глубокую печаль, восходящую к седой древности. Давным-давно, говорит Дейзи, когда земля была еще молода, в шуме волн слышалось утешение и ничто не стояло между человеком и Богом. Но нынче вечером в шорохе волн, набегающих на берег и отбегающих вспять, влюбленные слышат лишь горе. Они поворачиваются друг к другу, и, прежде чем он ее поцелует, она говорит: мы должны любить друг друга, мы должны хранить верность, особенно теперь, когда во чреве моем растет дитя, а вокруг нет ни мира, ни покоя и две армии, сойдясь в пустыне, готовятся к битве.