Александр Чудаков - Ложится мгла на старые ступени [Дополненное издание]

<���…> Это уже было при Л., которая опоздала часа на два, т. к. ездила в типографию брать книгу «За Глинку!» [52] За Глинку! Против возврата к советскому гимну: Сборник материалов. М., 2000. 128 с. Это был сборник всех обращений и писем в печати и Интернете с протестами против возвращения сталинского гимна. Спешили подготовить и выпустить до Нового года и забрать часть тиража из типографии, чтобы в последние рабочие дни администрации президента передать через нее книжку инициатору такого предновогоднего подарка В. В. Путину в качестве ответного подарка — с соответствующей надписью. Что и было сделано. , составленную ею, Курилкиным и Тоддесом.

Книга — убойной силы, и то, что она ни на что не повлияла, что старый гимн все равно приняли, — не страшно, м. б. в перспективе времени даже важнее, как идеологический поступок, из тех, что влияют на историю.

1 января. Странно было б не начать новое, третье тысячелетие с новой тетради. Старая кончилась тютелька в тютельку.

Хорошо помню, сколь далеким казалась эта дата в ночь встречи 1951 года. Но наступление второй половины XX века ощущалась острее — видимо, по детской впечатлительности. И с волнением позднее воспринималось письмо акад. Обручева «Привет вам, путешественники в третье тысячелетие» — ощущал себя таким путешественником. Мечтал поднять бокал и скзать: «С Новым годом! С новым веком! С новым тысячелетием!» И поднял.

Встречали с Л. дома — был еще только Женя Тоддес.

Впервые слушал новый-старый гимн. Женя заткнул уши. Первый текст по сравнению с этим — просто классика. Как острил Шендерович, Михалков сочинил новый, третий вариант гимна — «надеюсь, последний». Сильно подпортили настроение перед вступлением в следующее тысячелетие. Последние десять лет не думалось, что такое может произойти.

2 января.

…Кто знает, что такое слава…

С утра — звонок от Иры Роднянской, поздравляла, поговорили о 3-м тысячелетии. <���…>

– <���…> В последнем номере нашего журнала Василевский в своем обзоре сожалеет, что не напечатал твой роман у нас {3} 3 « Александр Чудаков . Ложится мгла на старые ступени. Роман-идиллия. — «Знамя», 2000, № 10, 11. Северный Казахстан, 40-е. Мощная фигура деда героя/мемуариста. «Рассказывая о собственном становлении, о глубинной связи своего — отнюдь не тривиального — мироощущения с семейным строем и обычаями, Чудаков в то же время стремится доказать: не он один такой», — пишет Андрей Немзер («Внук своего деда. Александр Чудаков написал книгу о том, как сохранилась Россия» — «Время новостей», 2000, № 175, 27 ноября). У «Нового мира» была возможность напечатать эту книгу, не напечатали — и это, возможно, наша ошибка» (Библиографические листки. Периодика. — «Новый мир», 2001, № 3, с. 237. Курсив А. Василевского). . Я не могла подействовать, я не имею влияния. Откровенно скажу, я не думала, что надо печатать весь роман, но считала, что главы. Все кругом роман хвалят.

Я сказал, какая разница, где напечатано, но потом спохватился и сказал: «Мне, конечно, было бы приятнее в “Новом мире”».

Л. сказала, что тут надо было бы им вмазать (она хорошо помнит, что Ире не понравилось), но мне как-то не пришло в голову.

Почти сразу же — звонок от Тамары Ганиевой — она больше не завотделом литературы и языка в Российской энциклопедии, «поэтому много времени. Но твой роман не могла отложить, начав. Читала всю ночь. Волна чувств. Я совершенно потрясена. Неожиданный подарок. Я как лингвист восхищена твоим языком. Только у Даля найдешь такие выражения. Ты спокойно пишешь: “пропускная бумага”, а не “промокашка”, “глубенеть” (даже у Даля нет, но слово образовано по правильной модели!). А худая — “пройди свет”? Какое народное выражение. И все это не выглядит какими-то архаизмами, а просто старым, классическим русским литературным языком. И для меня еще в том было потрясение, что он в тебе сохранился с детства, был где-то в тебе, хотя разговариваешь ты на современном литературном языке.

Замечательно про чеченцев. Объективно, многое в них объясняет (как в драке до конца стояли их дети, мальчишки, как я понимаю, лет 10–12, не больше).

Но, конечно, потрясающий дед. Да и бабка великолепна — со всеми своими ножичками и вилочками.

Все время проступает фон XIX века, а это очень важно — он почти исчез в современной литературе.

<���…> Ты поздно начал, но теперь тебе надо писать и писать, не останавливаясь! О твоем романе везде только и говорят».