Александр Чудаков - Ложится мгла на старые ступени [Дополненное издание]

Лекции идут успешно. Почти 6 часов посвятил медленному чтению — комментированию Е<���вгения> О<���негина> — вопреки советам разных экспертов, что корейцы, де, ничего не поймут. Прекрасно поняли и говорят, что это им полезней всего остального — такой тотальный лингво-стилистический и культурологический комментарий. Прошел с ними ½ I главы, рассказал им, что Щерба вступление к «М<���едному> всаднику» анализировал целый семестр, — ахали, восхищались и тоже захотели.

В Сеульском университете (это не мой, другой), где я читал одну лекцию, один аспирант сказал, что не думал, что ему выпадет такое счастье — разговаривать с великим ученым. А профессор в ун-те Ён-сё сказал, что они весь семестр изучали в семинаре сначала «Поэтику Чехова», а потом «Мир Чехова». Как рассказывал Шкловский, когда студент в Праге заплакал, увидев его… А еще один аспирант сказал, что был уверен, что я давно помер, т. к. «Поэтика Чехова» вышла еще до его рождения. <���…>

Покой снизошел на мою душу на этом краю света — последнее время я был нервен, прости меня за это, но теперь как-то спокойно.

Экран писания романа (г. Сеул)

Нояб.

14(15) — 4 стр. высокохудожественного текста

— 1 стр. не —» —» —

— 2 стр. художественного текста

— 1 стр. просто —»-

21-26 — 3 стр. среднехудожественного текста

27/XI — 2 стр. так себе текста

28/XI — 2 стр. высокохудожественного текста + 1 стр. антихудожественного текста + 3 стр. малохудожественного.

29/XI — 2 маловысокохудожественные стр-цы

30/XI — 1 стр. так себе текста

Дек.

1/XII — 3 стр. неясного качества

2/XII — До обеда — 3 стр.: хорошо, но не ой-ёй-ёй.

После — 1/ 2стр. высоколирич. текста

1 стр. — ничего себе.

3/XII — 1 стр. (про кочегара) — высокохудожественная.

4/XII — 1 стр. народного диалога, м. б. и смешного, но неясно, нужного ли. + 3 стр.

5/XII — 2,5 стр. — непонятно.

8/XII — 1,5 стр. + 1 стр. событийного повествования после разговора по тел. с Л.

9/XII — 1,5 стр. про ООН — средневысокохудожественных.

10/XII — 2 стр. о Ваське — высокохуд. юмористич. текст.

11/XII — те же 2 стр. о Ваське, полностью переработанные — еще более высокохуд. и еще более более юмористич. текст + 3 стр. дальнейшего юм. текста.

12/XII — с утра непонятно насколько худ. 2 стр.

14 декабря. 7-го в ун-те «Ён-сё» — конференция «Литература и лингвистика», читал там доклад «О принципах анализа художественного произведения» — о своей теории уровней, но больше всего о предметном мире. <���…> Вечером — концерт камерного хора <���…> — Christmas Hymn, Monteverdi, песни Шумана, Schonberg — Friede auf Erden — все на языке оригиналов, прекрасно. <���…>

17.12.96.

<���…> Работается хорошо. Стало ясно: всю жизнь я жил в клетушках, которые меня сдавливали. Тут брожу по трехкомнатной полупустой квартире и думаю. <���…> Может, я, как Гоголь, буду писать роман в прекрасном далеке?.. Неясно, правда, что из этого выйдет, только К<���…> скажет, стоит ли. Не говори никому больше про мою прозу <���…>. Не стоит.

<���…> Иногда кажется, что вроде и ничего… Не хуже, чем у NN и XY [42] Так в тексте письма. … Правда, выяснилось, что я ненужно хорошо знаю русскую литературу — все время есть опасность свалить то в «Отрочество», то в «Жизнь Арсеньева». Неуж Тынянову это не мешало?

23 декабря . <���…> 20-го, в пятницу, заболел, t — 39,3. Все испугались. Сказал им, что у меня быстро пройдет, — не поверили. 21-го уже была утром 37,3, а вечером — нормальная и 21-го же в 13 часов уже читал заключительную лекцию по исторической поэтике <���…>.

…Целыми днями пишу. Чукча теперь не читатель, чукча — писатель. Все идет в дело! Все, что знаю. Странное чувство. Все, что выливалось только в застольные и кухонные разговоры, рассказы Юре Попову (когда еще!), Жене и др. — все, оказывается, можно перелить в чеканную маловысокохудожественную прозу. М. б. прав был Каверин — и мне давно надо было писать? «Вы много знаете и вам всё интересно — и разное, а это главное», — примерно так он говорил однажды после какого-то нашего длинного разговора. Действительно, интересно мне всё — пока. Надолго ль? Странно думать, что чувство это может угаснуть.

Если писать ежедневно, возникает инерция творчества, так хорошо знакомая мне по науке — и так же знакомо ее иссякание при перерыве хотя бы в два-три дня.

…Это будет последний роман-идиллия — ностальгия по доиндустриальной эпохе, но не патриархальной, как у Ф. Искандера, а русско-интеллигентски-патриархальной, осколок дворянского XIX века.