Лю Чжэньюнь - Одно слово стоит тысячи

Первый сильный скандал с Ню Шудао у Цао Цинъэ случился, когда она была беременна старшим братом Ню Айго, Ню Айцзяном. Психанув, Цао Цинъэ взяла и ночью сбежала. Когда наутро ее побег обнаружил Ню Шудао, он решил, что жена отправилась к себе домой в деревню Вэньцзячжуан уезда Сянъюань, поэтому особо не переживал, убежала, так убежала, к чему с ней бодаться.

Даже спустя десять дней ее отсутствия Ню Шудао так и не кинулся ее искать. И только чтобы не смотреть в глаза Лао Ню и Лао Ханю, он отправился в деревню Вэньцзячжуан уезда Сянъюань, намереваясь забрать оттуда Цао Цинъэ. Но когда Ню Шудао прибыл в деревню Вэньцзячжуан уезда Сянъюань, обнаружилось, что там она и не появлялась. Ню Шудао тотчас остолбенел, вслед за ним остолбенели Лао Цао и жена Лао Цао.

— А почему ты не остановил ее, когда она убегала? — спросил Лао Цао.

— Она убежала ночью, я спал.

Лао Цао волновало даже не то, что она убежала, а то, что это случилось ночью. Топая ногами, он накинулся на Ню Шудао с укорами:

— Да как же ты позволил ей убежать среди ночи? Она ведь так боится темноты!

Пока Цао Цинъэ ходила в девках, жена Лао Цао день-деньской ее пилила. Зато сейчас, когда Цао Цинъэ пропала, жену Лао Цао точно подменили, и она с кулаками набросилась на Ню Шудао:

— Я ее тринадцать лет растила, и все для того, чтобы ты ее потерял? Возвращай ее теперь как хочешь!

Но Лао Цао, кажется, раскусил планы Цао Цинъэ. Прочищая свою трубку, он вдруг сказал:

— Я знаю, куда она направилась.

Ню Шудао и жена Лао Цао удивились и в один голос спросили:

— Куда?

— Наверняка она отправилась в Яньцзинь.

Ню Шудао, который никогда не бывал в Яньцзине, ошалело спросил:

— А она вернется?

Услыхав такой вопрос, Лао Цао только убедился в том, что Ню Шудао и впрямь дурак. Дурак не в том смысле, что ему не хватало разума, а в том, что, столкнувшись с проблемой, он видел лишь одну ее сторону. Лао Цао в ответ только вздохнул:

— Если бы она не ждала ребенка, ее возвращение было бы под вопросом. Но с ребенком-то куда она денется? Жаль, что она не сбежала от тебя, когда сделать это еще было возможно.

Такова была еще одна история, которую Ню Айго часто рассказывала его мать Цао Цинъэ.

Когда Ню Айго было тридцать пять лет, его мать Цао Цинъэ рассказала ему, что на следующий год после своего переезда в деревню Нюцзячжуан ночью четвертого лунного месяца она сбежала от мужа. Но направилась она отнюдь не в Яньцзинь, а к своей однокласснице Чжао Хунмэй, в уезд Сянъюань, где провела полмесяца. К Чжао Хунмэй она направилась вовсе не потому, что после ссоры с Ню Шудао ей некуда было идти, и не потому, что дорога до Яньцзиня была слишком далека. Цао Цинъэ вообще никогда не тянуло в Яньцзинь, поэтому про него она даже не вспомнила. А что до розыска Чжао Хунмэй, то Цао Цинъэ интересовала не столько одноклассница, сколько ее двоюродный брат. Брата Чжао Хунмэй звали Хоу Баошань.

Когда Ню Айго был маленьким, его мать, Цао Цинъэ, совершенно его не любила, все свои чувства она направляла на его младшего брата Ню Айхэ, а отец Ню Айго, Ню Шудао, все свои чувства направлял на его старшего брата Ню Айцзяна. Именно потому, что родители не любили Ню Айго, он с детства мечтал уйти из дома и впоследствии ушел в армию. Свой выбор он с родителями не обсуждал, за советом обратился к старшей сестре, которая работала в сельском кооперативе. Однако когда Ню Айго исполнилось тридцать пять, а к этому времени его отец Ню Шудао уже умер, мать начала сближаться с сыном. Если мать хотела поделиться своими переживаниями, она не обращалась к его старшему брату Ню Айцзяну или к его старшей сестре Ню Айсян, или к его младшему брату Ню Айхэ, она обращалась только к Ню Айго. Если же своими переживаниями хотел поделиться сам Ню Айго, он к матери не обращался. Когда мать заводила свою шарманку, она рассказывала лишь о том, что происходило в ее жизни пятьдесят-шестьдесят лет назад. Применительно ко дню сегодняшнему ее воспоминания о событиях пятидесяти-шестидесятилетней давности давно уже превратились в пустую болтовню. Весной, летом и осенью мать увлекалась этой болтовней редко, а зимой — часто. Обычно это происходило в ночное время, у лампы. Мать усаживалась лицом к востоку, Ню Айго — лицом к западу. Рассказав очередную историю, мать улыбалась. Ню Айго же, дослушав, оставался серьезным.

В тот раз, когда Цао Цинъэ отправилась к Чжао Хунмэй, она сделала это вовсе не ночью, но не потому, что боялась темноты. После свадьбы Цао Цинъэ и Ню Шудао никак не могли найти общий язык. Днем, когда каждый занимался своими делами, было еще терпимо. Зато ночью, когда им приходилось делить одну кровать и они не могли не разговаривать, они тут же начинали ссориться. Они ссорились вплоть до полуночи, пока Цао Цинъэ не хлопала дверью и не уходила шататься по улицам. Впадая в гнев, она не обращала никакого внимания на темноту, забывая про свои страхи. Со временем она вообще перестала бояться темноты. Спустя год супружеской жизни Цао Цинъэ насчитала больше восьмидесяти таких ссор. В деревне Нюцзячжуан Цао Цинъэ сошлась с тетушкой Ли Ланьсань. Как-то раз Цао Цинъэ ей сказала: «От моего брака с Ню Шудао хоть какой-то толк есть — темноты я теперь не боюсь». Однако если раньше на второй день после ссоры они, как обычно, принимались за свои дела, не общаясь друг с другом, то той ночью она взяла и совершила свой первый побег из семейства Ню. Ню Шудао, поскандалив, уснул, а Цао Цинъэ решила направиться в уезд Сянъюань к Чжао Хунмэй. Она взяла узел с вещами и собралась уходить, но ушла не сразу. Не потому, что боялась темноты, а потому, что проголодалась. С тех пор как Цао Цинъэ стала носить под сердцем старшего брата Ню Айго, Ню Айцзяна, ее аппетит увеличился втрое. Если раньше после полуночных скандалов есть ей не хотелось, то сейчас любая трата сил вызывала у нее приступ голода. Цао Цинъэ отложила узел с вещами и пошла на кухню, где развела огонь и замесила тесто. Дождавшись, когда закипит вода, она стала отщипывать тесто и закидывать в кастрюльку клецки. Когда клецки поднялись наверх, она разбила туда одно яйцо и все это приправила соевым соусом, уксусом и солью. Сняв кастрюльку с огня, Цао Цинъэ дополнительно сдобрила свою стряпню зеленым лучком и кунжутным маслом. Взяв в руки тарелку с этим придуманным на скорую руку супом, она тут же его и прикончила. К этому времени шла уже пятая стража, запели первые петухи. Цао Цинъэ смачно отрыгнула и только теперь перекинула через плечо свой узел и отправилась в путь.