Эльдар Саттаров - Транзит Сайгон-Алматы

Другой студент, Зья, столь сурово обвинявший нас в симпатиях к Хрущёву на достопамятном собрании, вскоре после этого был заподозрен в таких же симпатиях, обвинён и отозван. Дело в том, что он начал встречаться с русской девушкой, и это не понравилось остальным его единомышленникам. Соответствующий донос в скором времени лёг на стол следователей из отдела, занимавшегося выявлением пораженческих настроений и ревизионизма в среде студенчества обучавшегося за рубежом. В отличие от Тая его удалось доставить во Вьетнам целым и невредимым. Уж не знаю, надеялся ли он оправдаться, но факт тот, что он не выдержал и года лагерей. Тёмной тропической ночью, будучи брошенным в карцер, он вынул палочки из ежедневной чашки с рисом, оставленной охраной на полу, вставил их себе в ноздри и со всего размаху опустил голову на поверхность стола, так что палочки впились ему прямо в мозг. В том лагере это оказалось единственным доступным ему способом для самоубийства.

Однажды мне позвонил капитан Славкин из Москвы. Требовалась моя помощь на переговорах деликатного свойства на высшем уроне. Конечно, я знал, что США развязали новую войну во Вьетнаме и догадался, что переговоры должны быть как-то связаны с ней. Оформив несколько дней отпуска на фабрике, я вылетел в Москву. По дороге мне сообщили, что мы едем в Кремль, где я должен буду переводить совершенно секретные переговоры Брежнева с генералом Зиапом. Я пообещал, что предоставлю самый точный перевод.

Славкин встретил меня в аэропорту, сел со мной на заднее сиденье чёрной «чайки» и, пока мы мчались по Ленинскому проспекту, а потом по улице Горького, вкратце проинформировал меня о сложившейся на тот момент политической ситуации. Советско-вьетнамские отношения нормализовались, когда к власти пришли Брежнев с Сусловым, и Кремль вернулся к активной поддержке марксистко-ленинских партий и движений в третьем мире. Выяснилось, что Ле Зуан на деле был таким же промосковским человеком, как и другие партийные чиновники. Борьба с «ревизионизмом», предопределившая мою судьбу, была лишь инструментом в его противостоянии с военно-политической линией Зиапа.

На страницах теоретических изданий ДРВ развернулась дискуссия между сторонниками полномасштабной фронтовой кампании против США и партизанской герильи. Мой бывший комдив Ши Тань вместе с Ле Зуаном был сторонником фронтовой войны. Зиап выступал за герилью. Мой бывший комдив называл Зиапа в печати «достоянием истории», полководцем с «устаревшими взглядами». Но у Зиапа были свои причины: он умел приводить инертные массы в движение, в лавинообразный ход всенародной, тотальной войны, сметающей всех и вся на своём пути. По его мнению, в смертельной схватке с Америкой фронтовой кампании обязательно должна была предшествовать партизанская герилья и городские восстания — в этом он следовал древним канонам искусства войны. В любом случае, обе фракции сходились на том, что полномасштабная война неизбежна и что первостепенной задачей является завладение стратегической инициативой. Вести переговоры о поддержке в Москве был заслуженно выбран Зиап.

Легендарный генерал в жизни оказался человеком довольно низкого роста, с большой головой и высоким лбом мыслителя. У него были замечательные глаза, умные, проницательные, порой ироничные. А когда он говорил, сложно было не испытывать благоговейный трепет. Это был настоящий учитель. В своё время агенты Сюртэ насмерть замучили его первую жену, которая была заодно его боевой подругой, и их маленькую дочь. Спустя годы Зиап нанёс сокрушительное военное поражение всей Франции, стоившее ей большинства колониальных владений Империи. Теперь этот генерал, командовавший одной из самых боеспособных армий мира, отважно выходил на поле битвы против ещё более опасного, звероподобного врага. Даже Брежнев удивился, когда узнал о намерении Зиапа атаковать армию США.

— Сколько у вас солдат? — спросил его генсек КПСС.

— Около трёхсот тысяч, — ответил Зиап.

— А сколько солдат у американцев?

— Свыше миллиона.

— Сколько у вас танков?

— В десятки раз меньше, чем у американцев.

— А сколько у вас боевых самолётов?

— В сотни раз меньше, чем у американцев.

— Сколько у вас единиц стрелкового оружия?

— В тысячи раз меньше, чем у американцев.

— И вы намереваетесь перейти в наступление? — кустистые брови Брежнева поползли вверх. — Вы отдаёте себе отчёт, что вам противостоит вооружённая до зубов армия самой могущественной и жестокой страны в мире со времён нацистской Германии?