Эльдар Саттаров - Транзит Сайгон-Алматы

Он одиноко скрежетал зубами в своей больничной палате, когда одним погожим утром к нему в палату зашла медсестра и ввела ему в центральную вену на сгибе кисти очередную дозу морфина, предписанного врачом, пару кубиков. В наступивший момент просветления, генерал вдруг вспомнил, что так и не воспользовался разрешением американцев сбросить на Тонкин атомную бомбу. «Бомба, чёртова бомба», — забормотал он, но приступ болей, пересиливших морфин, оглушил его в тот же момент, и свет начал меркнуть в его глазах.

— Вы что-то сказали, месье? — переспросила медсестра.

Усилием воли он приподнялся, крепко схватил её обеими руками за ворот халата и притянул поближе к себе.

— Сбросьте на них бомбу, — прошипел он ей в лицо, с огромным трудом превозмогая боль. — Их всех надо… Всех…

— Что, что, месье? Я не разобрала.

— Всех у-ни-что…

Дыхание де Латтра прервалось, и он выпустил ворот медсестры из своих цепких рук. Позже ему было присвоено звание маршала, но он так никогда и не узнал об этом.

Занявший его пост Рауль Салан по прозвищу Мандарин немедленно отдал приказ об организованном отступлении с берегов Чёрной реки. Таким образом, он надеялся сохранить занятые в обороне Хоабиня силы, которые, по его трезвой оценке, в ином случае были всё равно обречены на верную смерть. При поддержке присланных на подмогу двенадцати дополнительных батальонов, рассеянных по периметру Шестого шоссе, обратно в сторону укреплённой «линии де Латтра» потянулись части регулярной армии. Однако не успел последний из солдат присоединиться к отступающей колонне, с окружавших шоссе молчаливых склонов, густо покрытых джунглями, на французов вдруг обрушился неумолимый, беспрерывный огонь хорошо замаскированных зенитных пулемётов и миномётов Вьетминя. Войска Салана, охваченные инстинктивным, первобытным ужасом, обратились в беспорядочное паническое бегство. «Хальт! Хальт!», — кричал Курт Пфальц, пытаясь остановить хотя бы своих эсэсовцев, но его опрокинули навзничь и втоптали в жидкую грязь десятки торопливых ног, спешивших убраться восвояси. Без крупных потерь обойтись всё же не удалось. Так, армия генерала Зиапа практически беспрепятственно завладела Колониальным шоссе № 6, окончательно выбив французские войска из района Хоабиня, за который де Латтр вёл столь упорную борьбу, посвятив ей весь последний год своей жизни.

Эти события сильно повлияли на расклад сил в Париже. Сформированная де Голлем партия, «Объединение французского народа», на очередных парламентских выборах собрала свыше четырёх миллионов голосов в свою пользу, придя по итогам голосования второй после коммунистов. Но Четвёртая республика в своей борьбе на два фронта, против тех и других, в ответ приняла закон о партийных блоках, благодаря которому власть всё же сохранилась в руках Третьей силы, набранной из социалистов, либералов, католиков, радикалов и умеренных. Борьба за контроль над национальным суверенитетом в мирных условиях порой состоит из не меньшего числа интриг и хитросплетений, чем борьба за стратегический перевес на войне. Победитель получает всё, потому что победитель получает власть.

Когда я закончил свой полугодовой курс, у нас снова наступил сезон дождей. На первое задание меня отправили с разведывательной группой вверх по реке, в Камбоджу. На территории этой страны, в дельте Меконга, силами вьетнамской армии был потоплен французский корабль, перевозивший оружие для местного режима. Нашему батальону было поручено извлечь это оружие, поскольку у нас было подразделение для борьбы в водных условиях, включавшее водолазов. Мне поручили составить подробную опись оружия с переводом с французского на вьетнамский. Мы беспрепятственно пробрались на моторной лодке через Восьмую зону, но несколько дней плутали по камбоджийским джунглям под проливным ливнем в поисках нашего кхмерского проводника. Разобрать что-либо среди густых зарослей в муссонный период очень сложно, однако дядя Тхо, командовавший разведгруппой, в конце концов вывел нас на нужные координаты.

Когда я впервые увидел проводника, я чуть не вскрикнул от неожиданности. Это был рикша с нашей улицы, которого я видел умиравшим лёжа головой на коленях у своей жены утром после резни, устроенной французами во время комендантского часа. Он сильно постарел, сгорбился и был одет в традиционное чёрное платье местных крестьян. Всю дорогу он молчал и вёл себя отрешённо во всём, что не касалось обязанностей проводника для нужд экспедиции. Как-то вечером, улучив момент, когда все были заняты, я подсел к нему поближе. Он размеренно грёб вёслами, направляя лодку по течению узенького рукава реки среди густо-зелёных мангровых зарослей в нужном направлении, но при этом смотрел только на некую точку прямо перед собой. Он как бы смотрел в пустоту.