Петр Проскурин - Полуденные сны

Семеновна как была, так и прибежала в засыпанном мукой фартуке, она отчаянно всплеснула руками:

— Святые угодники, да ведь я своей смертью с вами не помру! Кто тебе позволил? Сейчас же перестань! Не дорос еще отцовским топором махать. А если по ноге или руке? — причитала Семеновна, отмечая про себя незнакомое взрослое, по-отцовски упрямое выражение на лице Олега, резкий излом его сильных, густых бровей.

— Почему я должен отрубить себе ногу? — со злостью огрызнулся Олег и вызывающе сдвинул брови.

— А вот отрубишь, если не будешь слушаться, — ехидно пообещала Даша, стараясь благоразумно не отходить от Семеновны и быть подальше от брата.

— Ябеда! — процедил Олег сквозь зубы. — Вот погоди, получишь от меня! Попадись только!

— Олег! — сочла нужным вмешаться Семеновна. — Это еще что? Что за угрозы? Ты же взрослый мальчик. А она маленькая, да еще девочка.

— А чего она везде суется? Пусть сидит и играет со своими куклами, буркнул Олег.

Услышав такое оскорбительное предложение, Даша в первую секунду даже задохнулась от возмущения и крутанулась на месте, так что короткая юбочка ее платьица раздулась колоколом, и, не помня себя и не видя перед собой дороги, умчалась в сторону оврага, густо поросшего орешником.

— Да что же это делается, — неизвестно кому пожаловалась Семеновна. Да где же здоровья мне на вас набраться! Каждый коники свои выкидывает! Да тут никаких нервов не хватит! Теперь Даша подхватилась! Ищи ее теперь, спрячется где-нибудь, до вечера просидит. Зачем только меня, старую, ноги сюда принесли, зачем я согласилась!

— Ну, тетя Женя, будет вам! Никуда Дашка не денется, знаю я ее, проголодается — прибежит.

— А ты тоже хорош! — напустилась Семеновна на любимого внучатого племянника. — Больно ты много знаешь, больно грамотный. Чем топором впустую махать да сестренку дразнить, лучше пошли бы Тимошку поискали по поселку, порасспрашивали, пропадет ведь скотина бессловесная. Я виновата, грех попутал, кто ж знал, что вы здесь все обидчивые такие. К каждому со своим уставом… Зря столбом не стой, ступай лучше, ищи сестру…

Семеновна хотела что-то прибавить, не успела, раздался надсадный продолжительный треск. Уже основательно подрубленная Олегом береза, очевидно под собственной тяжестью, подломилась в месте надруба и стала медленно, затем все стремительнее падать и с шумным плеском рухнула в озеро, подняв тучи брызг. Олег исполнил на месте нелепый воинственный танец, а из-за кустов одичавшей малины и орешника высунулась озадаченная рожица Даши. Поколебавшись с минуту, Даша не утерпела и присоединилась к Семеновне и Олегу, как ни в чем не бывало разглядывая образовавшийся просвет на берегу. Семеновна, качая головой, показала на всплывшее в воде дерево:

— Ну и что же, горе-лесоруб, теперь с ней будешь делать?

— А я в воде распилю и частями на берег вытащу, — ответил Олег не слишком уверенно. — Только сначала Тимошку найдем.

После обеда Олег с Дашей, необычно дружные и молчаливые, исходили поселок, опросили встречных, обошли березняк и окрестные молодые, всего года два посаженные рощицы сосняка, и все безрезультатно. Тимошки нигде не было. Уже в темноте они долго сидели с фонариком на Васиной скамейке, время от времени обшаривая кусты и поверхность озера сильным пучком света от фонарика. Семеновна едва уговорила их вернуться в дом Олег прилег на диван одетым, положив рядом с собой фонарик а Даша еще долго, долго не спала, вскакивала от каждого шороха в саду и подбегала к окнам. Семеновна тяжело вздыхала, но не мешала девочке, у нее у самой на сердце лежал камень, на крыльце она оставила еду для Тимошки, под конец усталость и волнения прожитого дня сморили и ее. Дом погрузился в темноту, и все стихло, неяркая лампочка над крыльцом бросала в сад размытый круг света и лишь подчеркивала глубину короткого, душного покоя летней ночи. Да еще немолчно, к жаре, звенели кузнечики

Вопреки ожиданиям и надеждам детей и Семеновны, Тимошка был далеко от дома, после всего случившегося ему необходимо было отыскать Васю. Он хорошо запомнил машину, увезшую Васю, сразу же после того, как его оскорбили в лучших чувствах, заставив терпеть присутствие котенка Жужи, он, через свой тайный лаз в заборе, незаметно выбрался на улицу и, угнув голову к земле, ища нужный ему запах, помчался к шоссе. Он знал, что именно оттуда приезжают все машины, туда же они и направляются из поселка, уединенно стоявшего в лесу. Добежав до шоссе, он некоторое время сидел и глядел на нескончаемый поток машин, несущихся и в ту и в другую сторону, глаза его сделались тусклыми и затравленными. Правда, чувство движения и глубинной конечной цели уже не могло исчезнуть, и Тимошка, не раздумывая, побежал обочь дороги, и побежал именно на юг. В ноздри ему била бензинная гарь и отвратительная вонь разогретого асфальта: из проносившихся мимо машин его многие видели и несколько раз даже сбавляли ход, а то и останавливались, пробуя подозвать к себе. Тимошка, ни на кого не обращая внимания, продолжал бежать в раз и навсегда выбранном направлении, и бег этот, непрерывный, без передышек, ни на что не отвлекаясь, продолжался несколько часов. Небольшой поселок, попавшийся на пути, заставил его приостановиться, принюхаться, в нем уже проснулся инстинкт опасности, недоверия. Но тут же он уловил запах готовящейся пищи, он был голоден, и его неодолимо потянуло на этот запах.