Виктор Свен - Бунт на корабле

— А поцэму слона? Ведь дядя Викстер убил медведя? А поцэму…

Юрке захотелось треснуть своему брату по башке. Но он воздержался, во-первых, потому что невдалеке находилась мама, всегда, неизвестно из каких соображений, становящаяся на сторону Томки, а во-вторых, и это самое главное, потому что Томка своими сплетнями мог испортить репутацию ружья.

— Ну, ладно, — примирительно сказал Юрка. — 32 в два с половиной раза больше 12… Так?

Хитрый Томка опять ловко отделался «ну»…

— Нет, ты скажи: так?

Томка не сдавался и надул щеки. Так он поступал, когда у него зарождалась какая-либо сложная комбинация.

— Нет, ты скажи: так?

Комбинация оформилась. Томкины щеки опали и он сказал:

— А дашь покатать цорный мяцык?

Эта торговля принимала обидный для Юрки характер. Он даже отвернулся и хотел уйти, но, вспомнив о ружье, посмотрел на Томку, подумал, и сказал:

— Дам… А скажи: так?

Из-за черного мячика стоило рискнуть. К тому же черный мячик можно было спрятать в траву и сказать, что он потерялся. А потом найти и играть еще целый день.

— Так… — недоверчиво протянул Томка.

— Ну вот видишь! — обрадовался Юрка. — Если тридцать второй калибр больше двенадцати в два с половиной раза, и если дядя Викстер из своего двенадцатого убил медведя, то я из тридцать второго могу убить два с половиной медведя. Понял?

Нарисованная картина была настолько убедительна, что Томка почти честно ответил:

— Понял…

И только позже, завладев мячом, сомнение вновь начало тревожить Томку. Предварительно спрятав черный мячик, он разыскал брата и спросил:

— Поцэму бывает половина медведя?

— Какая половина? — растерялся Юрка.

— А та, которую можно убить из твоего калибра…

Как бы там ни было, но даже скептик Томка в душе признал, что Юрка человек не обыкновенный. И ружье у него замечательное. Наконец, дело дошло до того, что Томка, незаметно для себя подчинился воле брата и за него готов был подраться с любым. К тому же у Юрки обнаружилась настоящая борода.

— Поцэму борода? — начал было сомневающийся Томка, но Юрка раскрыл книжку и показал великих путешественников Севера: все они были бородатыми.

— И у меня борода…

Это чрезвычайно заинтересовало Томку. К своему удивлению, он и на самом деле увидел, что у Юрки действительно растет какой-то пух. Правда, был он золотистый и очень напоминал цыпленка, но все же… тут Томка в испуге развел руками и тревожно спросил:

— Цто ты теперь будешь делать? А вдруг мама узнает?

— Не узнает, — снисходительно улыбнулся Юрка. — Но ты должен молчать… И свято хранить тайну…

Торжественность момента немедленно оценил Томка. Причастие к тайне как бы снимало позорное прошлое с пятью годами с хвостиком. Теперь об этом никто не посмеет заикнуться, и, чтобы окончательно отрезать пути к обидным намекам, Томка важно произнес:

— Да… как настоящий мужцына…

Собственно, в эту минуту и была допущена та ошибка, последствия которой бросили тень на всю последующую жизнь Юрки. Ошибка заключалась в том, что Юрка поддался обаянию слов Томки: «как настоящий мужчина» и легкомысленно открыл ему много тайн.

Прежде всего, Юрка сознался, что он не Юрка, а известный, прославленный путешественник, исследователь полярных льдов, знаменитый охотник, обладатель ружья такого калибра, перед которым все эти хваленые «винчестеры» и гроша ломаного не стоят.

Томка выслушал признание хладнокровно. Он даже не вздрогнул, как будто бы давно уже подозревал кое-что. Это мужественное самообладание обрадовало Юрку и он покровительственно похлопал брата по плечу.

— Из тебя тоже может выйти следопыт…

Будущий следопыт внимательно посмотрел в глаза Юрке, что-то быстро сообразил, моментально надул щеки и сказал:

— Знацыт, цорный мяцык навсегдашний мой?

Слова эти потрясли Юрку, открыв перед ним глубину коварства. Узнать чужие секреты и потом требовать такой замечательный черный мячик? Это надо было предвидеть раньше. Сейчас — поздно. Спорить и ссориться нельзя.

— Да… Но ты дай слово, что никому не признаешься, что я не Юрка…

Томка и здесь оказался настоящим мужчиной. Он дал слово твердо хранить тайну. На всякий случай Юрка его припугнул, что при малейшем намеке на предательство черный мячик будет отобран. Услышав об этом, Томка тут же спрятал мячик в карман, в душе решив, подальше от греха, хранить его не в комнате, а в беседке.

Шли дни, и никто в доме не знал, что за стол садится знаменитый путешественник, что спать укладывается полярный исследователь и что за книжкой размышляет великий охотник. Только одному Томке было все известно. Но страх лишиться замечательного мячика крепко связывал болтливый язык.