Виктор Свен - Моль

— Елена Петровна Нововойтова.

Ему, конечно, никто ничего не ответил. Вместо ответа со стороны, пришла своя собственная мысль, что эта, вот недавно здесь находившаяся старушка, за свои почти девяносто лет, пережила Россию четырех императоров.

«Неужели четырех?» — с некоторым удивлением спросил себя следователь и схватил карандаш. Написав на клочке бумаги «1922», он вычел из этого числа «90», с каким-то даже испугом разглядывая появившееся «1832».

Испуг был чисто умозрительный, почти сразу сменившийся недоумением. Недоумение заставило следователя передернуть плечами, аккуратно сложить бумажку вчетверо и — неизвестно зачем — сунуть в карман.

В это время часы стали отбивать полдень.

Следователь взял портфель, но вместо того, чтобы спуститься в столовую на первом этаже, вышел на улицу и направился в библиотеку. Там, в тихой и совершенно пустой читальне, он развернул взятый с полки том энциклопедии и принялся за громадный обзор «Россия».

Нет, он не ошибся. Девяносто лет — срок большой не только для одного человека, но и для жизни народа. В эту жизнь вписаны великие имена и великие события.

Обо всем этом читал следователь, часто возвращаясь мыслью к старушке Елене Петровне Нововойтовой, которая как раз в это же самое время вернулась домой и радовалась, что успеет приготовить обед своему внуку. Но возясь в кухоньке, она нет-нет да и задумывалась, вспоминая Семена Семеныча Суходолова, в душе тревожась, не случилась ли с ним какая беда. И, конечно, не имела никакого представления о том, что вчера, то есть 25 августа 1922 года, в киевской газете, в отделе происшествий, появилась коротенькая заметка. Скупые нонпарельные строчки сообщали о том, что в одном из темных переулков в районе Еврейского базара был обнаружен труп убитого бандитами жителя Труханова острова гражданина Семыхина.

Эти два, внешне не связанные между собой события: вызов девяностолетней старушки на допрос в московский угрозыск 26 августа и заметка в киевской газете за 25 августа об убийстве гражданина Семыхина — хотя и опередившие многие другие, не менее важные события — имеют особое значение.

Автору даже кажется, что не будь восстановлены эти два эпизода, то разрозненные, случайно сохранившиеся заметки о Леониде Николаевиче Решкове, о его жизни и гибели так бы и остались в записных книжках, от года к году ветшавших и постепенно превращавшихся в никому ненужный бумажный хлам.

Пропасть этим запискам не довелось. Они сохранились, подчас не имеющие ни начала, ни конца, что и не позволяет восстановить строгую последовательность обстоятельств, создавших и погубивших Леонида Николаевича Решкова.

Отсюда — вместо плавного повествования — скачки вперед, шараханье в сторону, стремительное движение к прошлому. Да это и понятно! Жизнь, ведь, не катится по автостраде, а петляет по мрачным переулкам и тропкам.

Как видите, Автор честно признается в сложности предпринятого им труда давние заметки, наброски, кой-какие документы и чьи-то слова превратить в действо под несколько символическим названием «Моль».

Именно это признание и позволяет вспомнить 24 августа 1922 года, когда к дощатой и ветхой пристани, ровно в шесть часов вечера, приткнулся крохотный пароходик, совершавший рейсы между Киевом и Трухановым островом.

Автору точно известно, что пароходишка к Трухановской пристани пришвартовался именно в шесть часов вечера. Если бы это произошло в пять или в семь часов, то многое, о чем будет рассказано дальше, могло бы и не случиться, или случилось бы, но уже где-то в стороне от магистральной линии развития сюжета.

Пароходик пришел ровно в шесть. К шести, в толпу, собирающуюся по самым разным делам попасть в Киев, втесался Семыхин, личность всем чужая на острове, каждодневно пьяная и весьма тёмная, о которой с тревогой шептались жители поселка, проклинали и частенько желали ей погибели.

Основательна ли была такая ненависть к Семыхину? Разбираться в этом вряд ли стоит. К тому же живой Семыхин займет лишь несколько страниц, и потом исчезнет навсегда, вновь возникая только в чьих-то воспоминаниях или в ссылках на его слова и дела.

Хотя сам по себе Семыхин ненадолго привлечет внимание читателя, Автор всё-таки считает нужным сказать: прислушиваясь к осторожным разговорам на острове, легко было догадаться, что он не зря прятался среди тихих поселковых жителей. И потому нечего удивляться радости инвалида, бывшего акцизного чиновника Акима Власовича Петрова, как раз в шесть часов вечера проходившего с удочками мимо пристани и заметившего Семыхина с чемоданом.