— Какого чёрта ты делаешь?
— Собираю вещи, — ответила она.
В общем-то, логично.
— Зачем?
— Звонил Нэш, — сказала Бенедикта. — Тебя отпускают. Меня тоже. Мы свободны. Завтра за тобой приедет Джулиан и на машине отвезёт тебя обратно. Я лечу самолётом. Где ты хочешь жить? Маунт-стрит всегда ждёт тебя так же, как загородное чудовище, которое ты ненавидишь.
— Позволь мне немного оглядеться с работой, где, как — и над чем. Сначала поживём в отеле. Как тебе «Кларидж», где никто ни на кого не обращает внимания, а?
— Прекрасно. Я закажу для нас номер.
Увидев четыре огромных чёрных лимузина, которые остановились перед «Паульхаусом», можно было подумать, что послал за мной сам Гитлер; Джулиан путешествовал, словно Чёрный принц, в сопровождении многочисленных секретарей, а может быть, и вооружённых охранников. Он сидел на заднем сиденье первого автомобиля и сам открыл дверцу. На нём были безукоризненный тёмный костюм, надвинутая на глаза мягкая чёрная шляпа, ну и, конечно же, — без них его трудно представить — чёрные очки. Шофёры подхватили мой багаж.
— Залезайте в мой передвижной офис и восхищайтесь, — сказал он, показывая на панель со множеством переключателей.
С детской гордостью он демонстрировал радио, телекс, выдвижной столик секретаря; здесь же был телефон для сообщения с внешним миром. Бар с коктейлями. Всё было, кроме туалета и часовни для прославления Маммоны.
— Великолепно, — сказал я, чтобы ублажить его. — А мы можем позвонить в Лондон и сообщить номер рейса Бенедикты?
Он был счастлив тем, что я оценил его могущество, и уже через пару минут разговаривал с Баумом, который находился по другую сторону пролива. Потом, откинувшись на спинку громадного удобного кресла, Джулиан стал раскуривать сигару. Я с любопытством наблюдал за ним, всё ещё не в силах отделаться от ощущения нереальности происходящего; но это не очень мне удавалось из-за очков, за которыми я не видел его глаз.
— Вечно вы прячетесь, Джулиан, — полагаю, довольно грубо произнёс я. — Меня всегда это удивляло.
Он обернулся, но тотчас отвёл взгляд.
— Да нет… — отозвался он. — Просто я чертовски… застенчив; да и потом, у меня есть то, что Нэш назвал бы комплексом лица. То есть лица кажутся мне как будто голыми. Не понимаю, почему нам всегда надо высовываться в эту дырку, которая традиционно существует в одежде сверху. Наверно, меня это слишком занимает; вам ведь известно, что у меня были две пластические операции. Теперь моё лицо больше похоже на то, которое мне хотелось бы иметь, однако я всё ещё не очень доволен. Скучно, как мне кажется, ходить всю жизнь с одним и тем же лицом — и теперь, слава богу, это необязательно. Послушайте, я буду откровенным с вами и покажу вам моё досье. — Открыв кожаное портмоне, он достал несколько паспортных фотографий и вручил мне по одной. — Вот таким меня сотворила природа, это первое вмешательство искусства, а вот так я выгляжу сейчас.
У меня захватило дух, и я, не веря своим глазам, уставился на него.
— Но ведь тут три совершенно непохожих человека, — сказал я.
— Ну, не совершенно. Посмотрите внимательно. Есть нечто, чего нельзя изменить. — Ну да, это был он, если вглядеться в глаза, однако каждый раз, меняя черты лица, он менял даже причёску. И разница была очевиднее сходства.
— Конечно же, — невозмутимо произнёс он, — это ещё не окончательный результат. Не исключено, что мне надоест моё сегодняшнее лицо. Испытываешь потрясающее чувство свободы, когда знаешь, что можешь измениться по собственному усмотрению, хотя бы внешне.
Джулиан аккуратно сложил фотографии и убрал их в портмоне.
— Теперь вы знаете всё, — сказал он и умолк с видом нарочитого безразличия, глядя на проносящийся мимо деревенский пейзаж.
Я подумал, что руки у него толще и грубее, чем мне запомнилось, и ещё обратил внимание на печатку у него на пальце. После того как он выговорился насчёт своего лица, ему как будто больше нечего было мне сказать. Во всяком случае, он вроде бы задремал, спрятавшись внутри чёрного пальто.
На ланч мы остановились высоко в горах, и нам подали копчёного лосося с белым вином; Джулиан долго беседовал по своему телефону с голландским отделением фирмы, выпускающим скрепки.
— Там у нас два лентяя, с которыми надо будет разобраться; один целыми днями раздувается от самодовольства, а другой слишком боязлив, чтобы сделать лишнее движение; наверно, вы с ним знакомы, это Джегер. Банкир-еврей — всё равно что очень-очень старая и очень острая коса.
Читать дальше