Александр Лапин - Святые грешники

Все это проскочило в голове у Володьки буквально за доли секунды. Но и за эти доли медведь опустился на все четыре лапы. И побежал к озеру.

Володька с восхищением видел в этом движении какую-то свою грацию: жировые галифе на ногах, крутые бока волнами колышутся при движении медведя. Лапы переставляются так, как будто он плывет по воде. Голова на ходу покачивается вверх-вниз.

Озеров снова приник к окуляру. Выцелил его на бегу. И снова положил палец на спусковой крючок. Сейчас привычно дернет приклад. Чуть взъерошится мех там, где его прошьет пуля. И медведь просто осядет на землю всей своей гигантской тушей. Даже не дергаясь. Только огромные лапы подогнутся и расползутся в стороны. Лапы с тридцатисантиметровыми черными когтями.

Их можно будет потом отрубить и сварить! Как делали те.

А затем он вернется на заимку. Войдет. Вздохнет. Светлана истопит черную баню. Будет горячая вода. И горячая еда! А потом! Володька даже зажмурился. Светлана будет долго шептать что-то на ительменском. Целовать его. А потом выкурит свою трубку. И подползет к нему в спальник… Хорошая баба! Молодая еще. Может, будут у них еще дети…

Род Кутха продолжится. И будет жить на этой земле. Сам. Один. А род медведя? С кем тогда Кутху бороться? Если не будет духа медведя? Духа Ямбуя?

Медведь зашел в воду. И поплыл к другому берегу. А Володька провожал взглядом торчащую из ледяной воды голову зверя с оттопыренным кверху пятаком. И поджатыми ушами. Правое — с оторванным кончиком…

«Они тоже люди! — думал, усаживаясь на скамейку в бате, Володька-ительмен. — Не только по крови, но и по духу. — И заводя мотор: — И имеют такое же право жить на этой планете. Как и мы! Ни больше ни меньше!»

В эпоху династии Тан жил в Китае монах. Толстяк по имени Будай [11] Будай — один из прообразов Смеющегося Будды, в японской традиции Хотей. . И хотя он был настоящим буддистом и кое-что смыслил в просветлении, а также читал наизусть все книги Сань Цзан [12] Сань Цзан — китайский вариант Трипитаки, свода священных буддийских текстов. , ему не хотелось быть учителем чань, собирая вокруг себя множество учеников. Он предпочитал ходить по улицам городов с большим холщовым мешком, куда складывал подарки для детей. Это были конфеты, фрукты, пирожки и разная прочая снедь. Встретив на улице ребятишек, Будай начинал играть с ними в разные игры. А потом раздавал свои подарки.

Везде, где он встречал последователей учения Будды, он подходил к ним, протягивал руку и говорил: «Дайте мне, пожалуйста, денежку!»

На эти деньги он и покупал подарки детям.

Иногда ему отвечали: «Будай, иди в храм! Учи людей дхарме!» Он не спорил. А только повторял: «Дайте мне денежку!»

Однажды, когда он был занят своим трудом — игрой с детьми, рядом проходил знаменитый учитель чань-буддизма. И спросил его:

— Будай, а ты знаешь, в чем значение чань?

В ответ Будай швырнул свой мешок на землю. И тем самым без слов ответил на вопрос.

— Тогда, — спросил его знаменитый учитель, — что такое осуществление чань?

Веселый Будай поднял холщовую сумку на плечо. И пошагал дальше.

Бескрайняя степь. Желто-серая. Такая же, как на ее родине. В Казахстане. И она летит, летит над нею. И силится подняться высоко в небо. Но это ей не удается. И потом она понимает, что вовсе не летит. А скачет. Несется на лошади. И от этого ее трясет и качает. В седле. А перед нею — голова и уши фыркающего коня.

«Ну что же. Что же? Еще мгновение. И в полет! — подгоняет, подбадривает она сама себя. — Вот-вот оторвусь от седла. И туда. Вверх!»

Но тут она чувствует, что в ее руках-крыльях что-то есть. Это две тяжелые сабли. И она поочередно взмахивает ими.

И бьет. Бьет кого-то в красном мундире. Все растворяется. Размывается… как это бывает только во сне…

— Чертовщина какая-то! — бормочет Людмила, открывая глаза и оглядываясь вокруг. — Приснится же такое…

В самолете полумрак. Огоньки. Мерно гудят двигатели. В одном ряду с нею сидят спутники. У прохода Серега — ее бессменный оператор. Этакий квадратный, с тяжелым подбородком парень. Глаза умные, насмешливые, и румянец на щеках. Добрый молодец из былины. Одет, как и полагается в его профессии, в репортерскую жилетку-разгрузку с многочисленными карманами. Под ногами у него (не дай бог повредить!) кофр с аппаратурой и батареями.