Александр Лапин - Святые грешники

А вот и озеро. Названо оно от ительменского слова «ажаба» — белая рыба. Белорыбица.

Володька причалил бат к берегу. В укромном месте. Вылез в кустах. Достал бинокль. И принялся искать Ямбуя.

Медведей было немного. Для городского жителя все они на одно лицо. Но Озеров уже давно научился различать зверей. Да и у Ямбуя есть одна примета. У него оторван кончик правого уха. Видно, в драке с другим зверем. Так что не ошибешься. Тем более с таким гигантом.

Так прошел короткий осенний день.

Ночь провел в бате. А едва наступил рассвет — снова на ногах.

Сегодня медведей больше. Тут и матки с ребятишками. И одинокие подростки. И крупные, свирепые самцы. Все заняты на мелководье. Кишит вода. То там, то здесь слышен рык. Не поделили, значит, место. Или добычу.

Рыбачат. Стоят, стоят в напряженной такой, ожидающей позе. А потом — раз! И всей тушей — в воду. Только брызги летят. Через секунду уже видно: трепыхается в оскаленной пасти белорыбица с разодранным красным боком.

Любуется Озеров медвежьим миром. Но не расслабляется. И через часик удача нашла его. В одном месте у протоки задрались два бурых. Он глянул. И обомлел. Ямбуй встал на задние лапы и с ревом кинулся на крупного самца, пожиравшего на песке большую рыбину. Несколько секунд. Рёв. Удары. И он уже преследует соперника. А потом возвращается к его добыче. И торопливо пожирает ее.

«Решил не рыбачить. А просто отнять! — подумал Володька. — Показал себя. Ну, теперь, братец, от меня не уйдешь!»

И потихоньку-полегоньку стал приближаться к месту кормежки.

Но скрыто подойти по берегу невозможно. Слишком мелкий в том месте кустарник. Пришлось остановиться на неблизком расстоянии.

В общем, засел он возле медвежьей тропы, по которой зверь ходит к озеру.

Рано или поздно пойдет на ночлег.

Приготовил свой скорострельный карабин. И стал поглядывать за своим «крестником».

После полудня с озера поднялся туман. И постепенно, медленно начал наползать на окрестности. Зябко. Холодно. Но Володька опытный, терпеливый охотник. И понимает, что ни шевелиться, ни греться рядом со звериной тропой не надо.

А туман все подбирается и к нему. Заволакивает окрестности.

«Ну все, отохотился! — в расстройстве думал Озеров. — Уйдет Ямбуй в тумане. И потом ищи-свищи его!»

Достал он из кармана талисман и обратился к своему предку Кутху:

«Сделай так, чтоб туман рассеялся! Я ли тебя не холил, не лелеял, не ставил на почетное место, не смазывал ли тюленьим жиром?! Сделай! И получишь большую жертву».

Поговорили, так сказать. Пообщались.

И глядь — с озера, с другого берега, над которым высятся вдали, словно повисшие в воздухе, белые шапки вулканов, оттуда, где недавно пыхнул пеплом плоский Толбачик, потянул легкий ветерок.

Обрадовался Володька этому ветерку, что зашуршал в траве. И туман разгонит, и не даст Ямбую унюхать охотника, засевшего у тропы.

Так и случилось. Надежда его оправдалась. Ветерок, пробежавший над озером, смахнул, разорвал туман на части, на куски. А потом понес эти куски над водою, над берегами.

И для стрелка открылся обзор.

Так что в эти секунды Озеров даже без оптики разглядел, как на склоне, выходящем к берегу озера, показался силуэт медведя. Огромный рыжий мишка, прежде чем двинуться дальше, встал на задние лапы, покрутил башкою, повертел носом, принюхиваясь, приглядываясь.

Когда Володька его увидел, то сразу понял: это он. Быстро поднял карабин. Приник к прицелу. Повел стволом, отыскивая цель. В оптику по мере движения попадала трава, кусты. Потом точеный профиль птицы глухаря, сидящего на деревце. И наконец, вот он: лоснящаяся от жира туша, поджатые уши, крутые бока.

«Вышел, красавец! На выстрел!» — думает Володька, наводя перекрестье оптики в пространство под лопаткой.

Всё. Палец аккуратно лег на спусковой крючок. Он у него здесь мягкий. Володька вдохнул воздух, задержал дыхание. И-и-и…

…И тут у него в голове что-то перемкнуло. Вихрем поднялись мысли: «А почему я должен убивать его? Ведь он действовал абсолютно верно со своей звериной точки зрения. Убил в ответ на убийство медведицы с медвежатами. Фактически поступил по древнему человеческому принципу — око за око, зуб за зуб. За что же его убивать? Я бы, может, и сам таких гадов наказывал бы смертью за то, что они сделали в тайге.

Они пришли в мир, где он хозяин. Все разрушили. И получили по заслугам. Можно сказать, в лице этого медведя природа наказала их. Так чего же я? Беру на себя такое право распоряжаться его жизнью?!»