Юй Хуа - Братья

Он важно направился к столовой «Народная», а Бритый Ли, сложа руки за спиной, пошел следом. Он думал про себя о словах председателя Мао: не бывает в мире беспричинной любви и беспричинной ненависти. Кузнец решил вдруг ни с того ни с сего накормить его лапшой, наверняка хочет разузнать о его секрете. По-прежнему держа руки за спиной, Ли подбежал к Кузнецу и тихо спросил:

— Ты собираешься накормить меня лапшой, чтобы тоже расспросить про Линь Хун?

Кузнец, похохатывая, закивал и похвалил Бритого Ли:

— Ты, парень, шибко сметливый.

— Так дома у тебя уже есть одна задница… — сказал Ли.

— Мужики, — тихо промолвил Кузнец, — все едят из миски, а пялятся на котел.

Словно богач какой, вошел Кузнец в «Народную», а как уселся, так превратился в настоящего жлоба. Он не заказал Бритому Ли лапши саньсянь, а взял ему миску простой. Ли, ухватив палочки, принялся с хлюпаньем есть, да так, что у него по лицу потек пот и даже из носа полилось. Кузнец смотрел, как сопли у него добежали до рта, как он, хмыкнув, втянул их обратно, но они опять вылезли наружу и снова медленно доползли до рта и как Бритый Ли еще раз засосал их на место. Когда Кузнец увидел, что Ли втянул сопли в четвертый раз и доел лапшу до половины, а рта так и не раскрыл, он немного забеспокоился:

— Эй, эй, ну ты просто так не ешь, надо рассказывать.

Ли поприбрал сопли, пообтер пот, поглядел по сторонам и тихонько начал говорить. Но говорил он не о прелестях Линь Хун, а расписывал толстую задницу. Когда он кончил свой рассказ, Кузнец недоверчиво зыркнул на собеседника:

— Че-то как-то похоже на задницу моей бабы…

— Так она и есть твоей бабы, — серьезно ответил Ли.

Кузнец чуть не лопнул от гнева. Размахивая кулачищем, он проорал:

— Я тебя, сучонок, размажу!

Ли быстро подпрыгнул и уклонился от кулака. Все, обернувшись, смотрели на них. Кузнецу ничего не оставалось, как разжать готовый к удару кулак.

— Иди сюда, сядь, — сказал он Бритому Ли.

Паренек покивал и поулыбался посетителям столовой. Он рассудил, что, пока они рядом, Кузнец Тун не осмелится ничего с ним сделать. Ли снова сел напротив Кузнеца, и тот мрачно проговорил:

— Давай, быстрей рассказывай о Линь Хун…

Ли огляделся и заметил, что все по-прежнему таращатся на них. Тогда он спокойно улыбнулся и приглушенным голосом сказал:

— У мяса есть своя цена, у овощей — своя. Миска пустой лапши — цена зада твоей жены, а цена Линь Хун — миска саньсянь.

Кузнец был так зол, что долго не мог вымолвить ни слова, но, заметив, что Бритый Ли как ни в чем не бывало ухватил недоеденную миску с лапшой, вырвал ее у него из рук.

— Не дам тебе, сам съем, — свирепо гаркнул он.

Ли снова поглядел на посетителей, которые с любопытством смотрели в их сторону. Только что он с чавканьем уплетал лапшу, а теперь над ней трудился Кузнец. Бритый Ли с улыбкой стал объяснять им:

— Вот что, сначала он предложил мне съесть полмиски за его счет, а потом я предложил ему съесть еще полмиски за мой счет.

С тех пор у Бритого Ли появилась твердо установленная цена: секрет Линь Хун стоил одну миску лапши саньсянь. За те полгода, что в ухе у него все еще жужжало от удара, он умудрился съесть пятьдесят шесть порций лапши. С четырнадцати до пятнадцати лет Ли отъелся так, что превратился из худющего заморыша в крепкого здорового парня. Он даже думал, что и от несчастья прибыток бывает, ведь свою долю лапши на целую жизнь он сумел съесть за полгода. Тогда-то он еще не знал, что станет потом миллиардером и наестся самых отборных деликатесов до отвала, до того, что противно станет. Тогда-то Ли был еще бедным пареньком, и коли была при нем миска лапши саньсянь, то он от удовольствия забывал обо всем на свете, словно в рай сходил прогуляться. За год поблаженствовал Бритый Ли пятьдесят шесть раз, так что и в рай, получается, смотался столько же.

Всякий раз Бритому Ли не удавалось сразу же добыть себе миску саньсянь: возникали разные осложнения, и он добывал угощение в борьбе. Все, кто приходили разузнать о секрете Линь Хун, хотели миской пустой лапши облапошить его, но Ли ни разу не поддался. Он всегда терпеливо и щепетильно торговался и всегда получал свою саньсянь, а не какую-то там простецкую лапшу. Всяк, кто кормил его, начинал смотреть на него по-новому. Люди говорили, что этот пятнадцатилетний шельмец тот еще тертый калач, он и посметливей иной пятидесятилетней шельмы будет.

Наискосок от лавки Кузнеца была точильная лавка. Точильщиков было двое: отец и сын. Отца звали старый Точильщик Гуань, а сына звали меньшой Точильщик Гуань. Меньшой Гуань в четырнадцать лет начал учиться у отца его делу, а теперь ему было уже больше двадцати, но ни жены, ни подружки он не завел. Он тоже давным-давно положил глаз на Линь Хун и хотел за миску пустой лапши добыть секрет Бритого Ли. Завидев Ли, меньшой Гуань вытянул свою натертую до белизны руку и помахал. Потом он принялся втолковывать, что золотые деньки Бритого Ли долго не продлятся — у Линь Хун скоро уже появится парень, и как только тот нарисуется, так никто не пойдет больше кормить Ли лапшой. Потому-то он должен ухватиться за свою последнюю возможность и отведать его лапши без всякого приварка. Как наступят другие времена, так не то что пустой лапши, и воды из-под нее вряд ли допросишься.