Юй Хуа - Братья

— Правда-правда, бывают большие, бывают маленькие, бывают худые, а бывают толстые.

И снова замолчал, словно язык проглотил, а Писака решил, что ему непременно нужен идейный вдохновитель, а потому терпеливо продолжил:

— Зад, он как лицо — они у всех разные. Например, у некоторых есть на лице родинка, а у других нет. Ну а Линь Хун… у нее-то как?

Ли серьезно подумал и потом ответил:

— На лице у Линь Хун нет родинки.

— Я знаю, что у нее нет на лице родинки, — сказал Писака. — Я и не спрашивал про лицо, а как у нее, ну, там, пониже?

Бритый Ли еще малым пацаном умел улыбнуться где нужно, и он тихонько спросил Писаку:

— А что мне за это будет?

Писаке ничего другого не оставалось, как подкупить парня. Он-то думал, что Ли еще мальчишка, и вытащил несколько карамелек его ублажить. Посасывая карамельку Писаки, Бритый Ли заставил его согнуться и придвинуть ухо к своему рту, а потом в самых сочных красках, подробнейшим образом, расписал ему ту маленькую попку, что не стоила и упоминания. Дослушав до конца, Писака засомневался и, понизив голос, спросил:

— И это у Линь Хун?

— Нет, — сказал Бритый Ли, — это самая маленькая, которую я подглядел.

— Ах ты, шельмец, — тихонько ругнулся Писака, — я-то спрашивал о Линь Хун.

Бритый Ли, качая головой, сказал:

— Мне не с руки тебе рассказывать.

— Мать твою, — продолжил свою ругань Писака, — она тебе не мать, не сестра…

Бритый Ли решил, что Писака сказал верно, и закивал головой:

— Ты хорошо сказал, она мне не мать, не сестра… — Потом он снова замотал головой и выдал: — Но в мечтах мы с ней полюбовники, и я не могу рассказать тебе.

— Ты, сучонок малолетний, да разве у тебя могут быть такие мечты?! — Писака весь зашелся от волнения. — Как так сделать, чтоб ты смог мне рассказать? — спросил он.

Ли, наморщив лоб, долго-долго думал и сказал:

— Накорми меня лапшой, тогда я смогу.

Писака поколебался секунду и, скрипя зубами, промолвил:

— Ладно.

Аппетит, как водится, приходит во время еды, и Бритый Ли, глотая слюни, сказал:

— Только я не стану есть пустую лапшу по девять фэней* миска, я хочу саньсянь за три цзяо* пять фэней, и чтоб в ней и рыба, и мясо, и креветки были.

— Саньсянь?! — завопил Лю. — Ну ты, сучонок, и пасть раззявил! Да я, знаменитый писатель Лю, в год и пару раз не могу позволить себе такой лапши, да меня самого жаба душит такое есть, а я тебя кормить, что ли, буду? Размечтался тут, хрена ты съешь.

Услышав это, Бритый Ли закивал головой и сказал:

— Ну да, как же ты можешь накормить меня лапшой, которую тебя самого жаба душит есть?

— Вот именно, — довольный таким подходом произнес Писака. — Съешь лучше миску пустой.

Бритый Ли, глотая слюни, разочарованно выдал:

— За пустую лапшу мне все-таки будет негоже рассказывать.

Писака от злости заскрежетал зубами. Ему так и хотелось врезать Бритому Ли от души по физиономии, чтоб у того из всех дырок хлынула кровь. Но, позлившись, он в конце концов согласился накормить парня лапшой саньсянь. Он тихонько ругнулся, только теперь уже поминая не мать Бритого Ли, а его бабку, и сказал:

— Все, накормлю тебя саньсянь, а ты должен будешь мне все рассказать как на духу.

Тот самый Кузнец Тун тоже приходил по душу Бритого Ли — разузнать про прелести Линь Хун. Когда Ли углядел толстенную задницу его жены, тот со своей кузнецкой силищей посередь улицы вмазал ему так, что Ли потерял два зуба и звон в ушах не смолкал у него ровнехонько сто восемьдесят дней. Кузнец тоже был мужчина себе на уме: каждый вечер, засыпая в объятьях своей толстой женушки, он думал, закрыв глаза, о тоненькой фигурке Линь Хун. Кузнец говорил совсем не с такими окольными вывертами, как Писака, — он говорил прямо. Как-то, заприметив на улице Бритого Ли, он перегородил ему путь своим широченным телом и, понурив голову, спросил:

— Эй, парень, помнишь меня еще?

Ли, задрав голову, ответил:

— Да хоть бы ты в пепел превратился, я все равно узнал бы.

Услышав это, Кузнец почувствовал себя нехорошо и, опустив лицо, спросил:

— Ты что, пацан, мне тут смерть кличешь?

— Нет-нет, нет-нет…

Бритый Ли поспешил объясниться, а про себя подумал, что хоть бы только эти ручищи не поколотили его еще раз. Он пальцами раздвинул губы и заставил Кузнеца заглянуть в рот:

— Видал, двух зубов не хватает, это ты выбил… — Еще Бритый Ли показал на свое левое ухо и сказал: — Внутри как будто пчелиное гнездо, до сих пор жужжит.

Кузнец загоготал:

— Ну, пусть ты и молокосос, а я тебя угощу лапшой, считай, будет тебе возмещение за моральный ущерб.