Юй Хуа - Братья

Мужик с повязкой заржал, позвал еще кого-то второго, и они вдвоем сказали отцу Сунь Вэя, что жена его давным-давно съехала с катушек. Потом красноповязочные принялись, заливаясь, обсуждать фигуру его жены: мол, батоны такие ничего, жалко, вислые, а вот волос у нее на одном месте немерено, грязные только, и трава еще к ним пристала…

Услышав это, отец Сунь Вэя плюхнулся на землю, свесил голову и застыл без движения. От горя он даже не смог плакать. Вечером, когда он лежал на нарах, тело разламывало жуткой болью, и такой же болью отзывались его мысли, словно кто-то прокручивал их через мясорубку, причиняя голове нестерпимую муку. В два часа, на рассвете, отец Сунь Вэя на какое-то время пришел в себя. Тогда он уже и впрямь решил покончить с собой. От одной этой мысли в мозгу у него стало вдруг безбольно, и мысли тут же пришли в порядок. Он в полной ясности вспомнил, что под нарами есть большой гвоздь, запримеченный почти месяц назад. Первая мысль о самоубийстве появилась как раз от этого гвоздя, и последняя опять к нему вернулась. Отец Сунь Вэя встал, опустился на колени, долго шарил руками и, наконец, нащупал тот самый гвоздь. Потом он приподнял плечами раму постели, нашел кирпичи, на которых она лежала, и сел, прислонясь к стене. Истерзанный, в тот миг он совсем не чувствовал боли. Идущий на смерть вдруг освободился от своей прижизненной муки. Усевшись, как следует, он пару раз глубоко вздохнул, взял левой рукой гвоздь и воткнул его себе в лоб. Его левая рука ухватилась за кирпич. Вспомнив о мертвом сыне, отец Сунь Вэя улыбнулся и тихо произнес:

— Я иду.

Правая рука ударила кирпичом по гвоздю, и он вошел в череп. Мысли его были по-прежнему отчетливы и ясны. Самоубийца вскинул руку, собираясь ударить еще раз, и тут вспомнил о своей безумной жене, оставшейся без пристанища. От этой мысли на глазах у него навернулись слезы, и он неслышно сказал ей:

— Прости.

После второго удара гвоздь воткнулся немного глубже, вроде бы задев мозг, но мысли были еще живы. Последним, о чем подумал умирающий, были треклятые ублюдки с повязками. От этого он пришел в жуткий гнев и, выпучив глаза, безумным голосом проорал в темноту, где скрывались воображаемые цзаофани:

— Убью гадов!

Вложив в последний удар все силы, он одним махом впечатал гвоздь в свою черепушку по самую шляпку. Кирпич от этого раскрошился на десять с лишним кусков.

Жуткий предсмертный вопль отца Сунь Вэя перебудил всех спавших в сарае: они проснулись в холодном поту, даже красноповязочных забила дрожь. Кто-то потянулся к выключателю, и, когда зажегся свет, они увидели, как отец Сунь Вэя, скособочившись, сидит у стены с выпученными глазами совсем без движения, а вокруг него набросаны обломки кирпича. Сперва никто не понял, что он кончился. Никто не мог взять в толк, чего он там сидит, и какой-то из цзаофаней заорал на него благим матом:

— Встать, твою мать! Он еще, тварь, глазелки свои пучит…

Потом он подошел и пнул отца Сунь Вэя, а тот сполз по стене, напугав красноповязочного до полусмерти. Отступив на пару шагов, тот мужик позвал двоих арестованных для проверки. Двое подошли и, опустившись на корточки, обсмотрели мертвого со всех сторон, заметили раны по всему телу, но так и не поняли, отчего он умер. Подняв труп, они увидели, что лоб у него был весь залит свежей кровью. Арестанты осмотрели со всей тщательностью мертвую голову, а потом ощупали. Тут наконец они узнали, в чем было дело, и одновременно заорали:

— Тут гвоздь! Он вбил его себе в череп.

Слухи о невероятном самоубийстве вмиг разлетелись по всей нашей Лючжэни. Ли Лань услышала эту новость дома, от соседей, что обсуждали под окнами смерть Суньвэева отца на разные лады. Они шумно втягивали в себя воздух и верещали, не переставая: уму непостижимо, что-то верится с трудом, кто б мог подумать… Говорили, что тот гвоздь был длиной больше чем шесть сантиметров — как только он сумел впихнуть его весь себе в голову, да еще и по самую шляпку, прям как на комоде, в ноль, так что и рукой не нашарить? На этом месте голоса начинали дрожать. Они говорили: как только он сумел на такое решиться, эдакий длиннющий гвоздь — тут в чужую голову вбивать станешь, сердце сведет, да и руки затрясутся, про свою черепушку и говорить не приходится… Ли Лань стояла у окна и слушала их пересуды. Когда соседи ушли, она развернулась и сказала себе с холодной усмешкой:

— Ежели человек умереть захочет, всегда способ найдется.