Юй Хуа - Братья

Когда-то, когда Сун Фаньпин сажал жену на автобус до Шанхая, он сказал ей, что сам приедет за ней в город, когда она вылечится. Чтобы развеять свою тревогу, Ли Лань осторожно спросила мужа в письме, сможет ли он забрать ее из Шанхая?

На этот раз ей пришлось ждать ответа целых полмесяца. Перед тем как Сун Фаньпин написал ответное письмо, его больше часа избивали кожаными ремнями. Даже сидя под арестом, он все равно не захотел нарушать своего слова и потому написал, что встретит жену в Шанхае в назначенный срок — в двенадцать часов дня — перед воротами больницы.

То было последнее письмо, которое написал Сун Фаньпин своей жене. От него она залилась слезами умиротворения, и все ее страхи растаяли без следа. Когда стемнело, Ли Лань, счастливая, уснула.

В тот вечер Сун Фаньпин выскользнул из амбара, когда отец патлатого Сунь Вэя отошел по нужде. Он тихонько приоткрыл дверь и протиснулся в узкую щель. Когда Сун Фаньпин пришел домой, был почти час ночи. Дети давно легли, но, когда их стала гладить рука отца и озарило светом, Сун Ган проснулся. Потирая глаза спросонья, он увидал сидящего на краю кровати Сун Фаньпина и завопил от радости и удивления. Тут проснулся, растирая глаза, и Бритый Ли. Отец сказал детям, что скоро приедет Ли Лань. Его жена и их мать вот-вот должна была снова оказаться дома. Сун Фаньпин рассказал, что рано утром он на автобусе поедет за ней в Шанхай, а потом они сядут на послеобеденный рейс до дома. Тыкая пальцем в черноту за окном, Сун Фаньпин произнес:

— Завтра, когда начнет заходить солнце, мы оба приедем.

Мальчишки запрыгали на кровати, как две счастливые обезьянки, и отец здоровой рукой велел им успокоиться. Он показал на соседские дома и тихим голосом сказал, что ни в коем случае не надо никого будить. Дети тут же зажали рты и заползли под кровать. Поглядев на опрокинутые шкафы и разбросанные по полу вещи, Сун Фаньпин нахмурил брови:

— Ваша мама приедет из Шанхая, увидит, что тут грязнее, чем на помойке, и с досады решит уехать обратно. Как тогда быть?

Тут нахмурились уже Ли с Сун Ганом. Сун Фаньпин спросил их:

— Как же сделать так, чтобы она не уехала обратно в Шанхай?

Подумав немного, братья вместе закричали:

— Навести чистоту!

— Точно! — поддержал их отец.

Подойдя к опрокинутому шкафу, он присел на корточки и одной правой приподнял его и подпер плечом. Когда он выпрямился, то шкаф встал рядом с ним. Дети разинули от удивления рты: Сун Фаньпин одной рукой сумел управиться с таким большим шкафом, даже не пользуясь левой, по-прежнему болтавшейся, как приставная. Братья последовали за Сун Фаньпином, вернее сказать, за его здоровой рукой, и принялись наводить порядок в доме. Они помогали его правой руке подбирать одежду; пока правая рука подметала пол, они выкидывали мусор, и, пока она укладывала на место половые доски, дети протирали пыль со столов и табуретов. Когда все было убрано, послышались утренние крики петухов и небо снаружи окрасилось в белесый цвет рыбьего подбрюшья. Потом братья уселись на пороге и стали смотреть, как отец, зачерпывая в колодце воду и растирая мыло, ополаскивал себя одной рукой. Едва Сун Фаньпин вернулся в дом, как они, по-прежнему сидя на пороге, развернулись на все сто восемьдесят градусов, чтобы видеть, как тот будет одеваться в чистое, помогая себе одной правой. Сун Фаньпин натянул красную майку, спереди на которой красовалась строка желтых знаков. Иероглифов этих дети не знали, и отец сказал им, что такие майки выдавали членам университетской сборной по баскетболу, когда он учился. Потом Сун Фаньпин надел на ноги пару пластиковых шлепанцев бледно-желтого цвета, которые подарила ему на свадьбу Ли Лань. Первый раз он надевал их в день свадьбы, а второй — в тот самый день.

Вот тут-то дети и заметили, что обессиленная левая рука Сун Фаньпина распухла. Его левая ладонь тоже увеличилась в размере, словно на нее натянули варежку. Братья никак не могли сообразить, в чем дело, и спросили, почему это левая ладонь оказалась вдруг толще правой. Сун Фаньпин сказал, что это все от отдыха:

— Только ест, а не работает, вот ее и разнесло.

Бритый Ли с Сун Ганом почувствовали, будто общаются с бессмертным небожителем, который мог заставлять одну руку работать, а другой давать отдых, так что та отъедалась без дела на дармовых харчах.

— А когда твоя правая рука тоже растолстеет? — спросили они.

Сун Фаньпин рассмеялся и произнес:

— Непременно однажды растолстеет.