Юй Хуа - Братья

Мальчишки размазывали слезы. Они нажарили креветок, купили шаосинского и принесли все специально для Сун Фаньпина, а тому не удалось ни лизнуть креветки, ни смочить вином рта. Сун Ган сказал с горечью:

— Мы-то думали, ты будешь есть креветок, пить вино и смеяться.

Сун Фаньпин присел на корточки и отер их слезы. Начало смеркаться. Отец не говорил ничего, а только вытирал им лица. Внезапно братья заметили, что он тоже плачет. Он смотрел на детей с улыбкой, а слезы все равно катились по его щекам.

Те люди с повязками, наевшись креветок и напившись вина, вдруг стали пинать Сун Фаньпина и заорали:

— Поднимайся, вали обратно в амбар!

Сун Фаньпин вытер слезы, легонько похлопал сыновей по лицам и тихонько сказал им:

— Возвращайтесь домой.

Он поднялся — на лице его больше не было слез, и он счастливо улыбался людям в красных повязках. Потом Сун Фаньпин, как герой, вошел в двери амбара. Несмотря на то что его левая рука болталась, как приставная, дойдя до входа, он обернулся и помахал правой своим детям. Гордости и упрямства у поводившего рукой Сун Фаньпина было не занимать. Было их столько, сколько у председателя Мао, когда тот махал рукой миллионным толпам демонстрантов с ворот Тяньаньмэнь.

Много лет спустя, всякий раз, когда Бритый Ли заговаривал о своем отчиме Сун Фаньпине, он произносил одни и те же слова. Выставив вверх большой палец, говорил:

— Настоящий мужик!

В том амбаре-тюрьме Сун Фаньпин с лихвой хлебнул горя. Его вывихнутая левая рука начала понемногу отекать, но он и не думал стонать, а все время писал письма Ли Лань. Самым проникновенным было письмо, написанное в день его славы, когда он махал на мосту красным флагом. Когда на койке шанхайской больницы Ли Лань впервые прочла письмо от мужчины, полное восторга и страсти, в ней словно заиграла кровь. Родной отец малолетнего Ли отродясь не писал ей писем. Самым романтичным, чего можно было ожидать от этой жертвы сортира, был стук посреди ночи в окно Ли Лань, чтобы подбить ее перепихнуться на рисовом поле. Поэтому когда она получила от Сун Фаньпина письмо, то покраснела до ушей. Потом письма от мужа приходили одно за другим, и от каждого у нее по-прежнему горели щеки и вздрагивало сердце.

Сун Фаньпин уже был основательно избит, но, чтобы Ли Лань могла спокойно лечиться в Шанхае, по-прежнему писал ей яркие письма. Он не рассказывал, как все было на самом деле. Сун Фаньпин писал о себе все краше и краше, так что жене казалось, будто тот поднялся на волне Великой культурной революции до самых небес, выше некуда. Когда Сун Фаньпина заперли в сарае, а его левая рука повисла как плеть, правая все продолжала наводить лоск на лючжэньское житье-бытье. Потом уж письма за него отправляли сыновья. Они подходили ко входу в амбар, и отец патлатого Сунь Вэя отдавал им письмо, а они шли на почту. Когда Сун Фаньпин отправлял письма сам, то по привычке клеил марку в правый верхний угол конверта. Братья, оказавшись на почте, никак не могли сообразить, куда нужно ее присобачить. Они углядели, как кто-то налепил ее на оборотную сторону, и Бритый Ли сделал то же самое. В следующий раз задача клеить марку выпала Сун Гану, и тот увидел, что другие клеят их на лицевую сторону. А потому и он наклеил туда же.

Но Ли Лань не могла больше спокойно лечиться в своем Шанхае. В больнице каждый день устраивали собрания, где кого-то клеймили и осуждали, и всех ее знакомых врачей разносили в пух и прах одного за другим. От тревоги у нее щемило сердце, и ей хотелось домой. Но Сун Фаньпин в письмах не велел ей возвращаться, а требовал, чтобы она оставалась в Шанхае, пока не вылечит до конца свои головные боли. Ли Лань считала каждый проведенный на больничной койке день за целый год. Она прочла все письма мужа по многу-многу раз, так что, казалось, могла читать их по памяти без запинки. Это было единственное, что утешало ее в шанхайском одиночестве.

Просматривая в очередной раз письма, Ли Лань обнаружила, что с одного определенного дня место, куда была наклеена марка, изменилось: сперва марки появлялись на оборотной стороне, а потом — на лицевой. Получая конверт с маркой, прилепленной сзади, она говорила сама себе, что на следующем марка наверняка будет красоваться спереди.

Бритый Ли с Сун Ганом по очереди клеили свои марки и по очереди втискивали конверты в почтовый ящик, ни разу не нарушив порядка. Именно это и вызывало беспокойство Ли Лань, которое день ото дня становилось только сильнее. В какой-то момент она дала волю воображению, и от тревоги у нее началась бессонница. Голова, конечно, от этого заболела еще пуще. Тут уж во всем покорная мужу Ли Лань в первый раз взялась писать серьезное и решительное письмо. Она написала, что из-за Великой культурной революции никто из врачей больше не заходит к ней в палату и она решила ехать домой.