Сун Фаньпин позабыл, что дома нет больше палочек. Он пошел взять их и лишь потом вспомнил, что все были сломаны и выкинуты. Его высокая тень не двигалась, и голова рисовалась в тусклом свете на стене, огромная, как таз. Простояв так немного, Сун Фаньпин обернулся, и на лице у него заиграла загадочная улыбка. Он с таинственным видом сказал детям:
— Вы видели когда-нибудь палочки, как у древних людей?
Ли с Сун Ганом покачали головами и с любопытством спросили:
— А какие у них были палочки?
Сун Фаньпин, улыбаясь, подошел к дверям и проговорил:
— Подождите чуть, я пойду принесу.
Бритый Ли и Сун Ган глядели, как он вышел на цыпочках за порог и тихонечко прикрыл дверь, таинственно и осторожно, будто отправлялся в далекую-далекую древность. Когда Сун Фаньпин вышел, дети посмотрели друг на друга. Они и представить себе не могли, каким образом отец собирался отправиться к древним людям и достать эти палочки. Они почувствовали, что у них по-настоящему необыкновенный отец. Прошло немного времени, и дверь распахнулась. Сун Фаньпин вернулся, посмеиваясь и пряча за спиной руки.
Дети спросили:
— Принес древние палочки?
Сун Фаньпин кивнул, подошел к столу и сел. Потом он вытянул руки вперед и дал детям по паре палочек. Взяв в руки древние палочки, они обсмотрели их со всех сторон и увидели, что длиной они были с обычные, вот только не такие ровные, а малость кривоватые, да еще и с узелками. Первым догадался Бритый Ли. Он завопил:
— Это же веточки!
Сун Ган тоже сообразил и спросил отца:
— А почему это древние палочки похожи на веточки?
— Палочки у древних людей как раз и были веточками, — сказал Сун Фаньпин, — потому что в древности не было палочек для еды, и люди использовали ветки деревьев в качестве палочек.
Ли с Сун Ганом начали уплетать рис своими только что срезанными веточками и почувствовали во рту горький вяжущий привкус. Они уминали древними палочками нынешний рис так, что за ушами трещало, а по лицу градом лился пот. Поев от пуза, дети заметили, что уже стемнело, и только тогда вспомнили, что собирались на море. Весь день не было ветра, не лил дождь, солнце светило так, что заставляло щуриться от света, а пойти не вышло. Вспомнив об этом, они мгновенно застыли с кислыми физиономиями. Сун Фаньпин спросил, не в древних палочках ли дело. Братья замотали головами и сказали, что палочки им нравятся.
Сун Ган страдальчески выдавил из себя:
— Сегодня не получится сходить на море.
Сун Фаньпин улыбнулся и сказал:
— Кто сказал, что мы не пойдем?
— Так солнце уже ушло, — пробормотал Бритый Ли.
Сун Фаньпин ответил:
— Солнце ушло, зато есть луна.
С утра, когда солнце светило что есть мочи, они собирались пойти на море, и вот теперь, когда вышла холодная луна, они наконец-то отправились в путь. Дети уцепились с двух сторон за Сун Фаньпина и долго-долго брели по залитой лунным светом дороге. Когда они дошли до моря, стоял прилив. Они поднялись на дамбу, где не было ни души, а только завывал холодный ветер да громыхали удары волн. Когда бешеные валы ударялись о берег, то бурлящая пена превращала море в сплошную белую полосу, и эта белизна по временам серела, а порой вновь становилась темной; вдалеке все было пронизано светом и тьмой, и луна проглядывала иногда сквозь тучи. В тот день дети в первый раз увидели ночное море. Его тайна и переменчивость заставляли их сердца биться чаще, и они кричали звонкими голосами, а Сун Фаньпин больше не зажимал им рты. Он гладил своими широкими ладонями их головы, так что дети, не переставая, визжали, и смотрел, как завороженный, в темноту — туда, где билось море.
Когда они сели на дамбе, то ночное море испугало их: кругом был только вой ветра и грохот волн, луна то выходила, то скрывалась, и темное море то увеличивалось, то сжималось перед глазами. Братья прижались с двух сторон к Сун Фаньпину, и он, раскрыв руки, обнял их. Они не знали, сколько так просидели у моря. Потом они уснули, и Сун Фаньпин, взвалив их на себя, отнес детей домой.
Собраний, где клеймили и осуждали, в Лючжэни становилось все больше. На школьной спортплощадке, как на монастырской ярмарке, с рассвета до заката толпился народ. Сун Фаньпин должен был каждое утро выходить из дому с деревянной табличкой в руках, дойдя до ворот школы, вешать ее на шею и, опустив голову, стоять там, пока не пройдут все, кто пришел. Только тогда он снимал табличку, брал метлу и начинал мести дорогу перед школой. Когда собрание кончалось, Сун Фаньпин возвращался к воротам, надевал табличку и стоял с опущенной головой. Люди вырывались наружу, как волны, пинали его, матерились, плевали на него, а он стоял, качаясь из стороны в сторону, и не издавал ни звука. Потом начиналось новое собрание, и Сун Фаньпин должен был все время стоять там до самого заката. Лишь удостоверившись, что на спортплощадке никого не осталось, он с метлой и табличкой возвращался домой.
Читать дальше