Юй Хуа - Братья

— Ты что, правда со мной спала? — спросил он.

— А скажешь, нет? — накинулась на него девка с младенцем. Она велела Бритому Ли присмотреться и, заливаясь слезами, сказала: — Ты погляди, погляди, брови точь-в-точь твои, глаза точь-в-точь твои, нос точь-в-точь твой, рот точь-в-точь твой, лоб точь-в-точь твой, подбородок…

Бритый Ли посмотрел на ребенка и подумал, что похож он на младенца, а больше ни на что не похож. Тут девка размотала пеленки и, ткнув в них Бритого Ли, добавила:

— И прибор точь-в-точь твой.

Тут Ли пришел в бешенство оттого, что его могучее орудие сравнили с какой-то горошиной. Он зарычал, чтоб помощники вытолкали бабу взашей.

Тогда она начала демонстрацию перед входом в контору — каждый день сидела с младенцем и плакалась всем без исключения прохожим, что совесть Бритого Ли растащили собаки, сожрали волки, обглодали тигры и выдристали львы — ничего-то от нее не осталось. Через несколько дней к ней присоединилась еще какая-то баба с ребенком. Она говорила, что держит в руках родную дочь Бритого Ли. Эта краля тоже распускала сопли и рассказывала, как Ли обманом заманил ее в постель и обрюхатил. Она рыдала еще горше первой претендентки, жалуясь на то, что Ли даже глазком не пришел на нее глянуть, когда она рожала. Наконец появилась и третья, таща за руку мальчика лет четырех-пяти. Эта не плакала, а хладнокровно предъявила Ли официальное обвинение: якобы он сперва поклялся по всей форме, что непременно на ней женится и будет жить с ней вместе до седых волос — вот она в постель-то его поганую и влезла, вот она дите его незаконное и прижила. Тыча пальцем в собственного сына, она говорила, что по возрасту он должен быть наследником всего состояния. Едва разнеслась эта весть, как у входа в офис нарисовалась четвертая тетка с семилетним пацаном. По ее словам выходило, что наследником Бритого Ли должен считаться именно он.

Женщин становилось все больше и больше. В конце концов их набралось штук тридцать — вместе с детьми они запрудили улицу перед офисом и день за днем проливали там слезы, перечисляя преступления Бритого Ли. Они шумели и толкались так, что улица стала походить на рынок. За самые выгодные места у входа и за право вставить от себя пару крепких словечек развязалась борьба. Бабы начали драться между собой: тягать друг друга за волосы, плеваться, драть ногтями лица. С утра до ночи по поселку разносились их нецензурная брань и детский плач.

Сотрудники фирмы больше не могли проходить на работу как положено, и на улице образовалась огроменная пробка. Тогда убеждать орущих баб разойтись по домам примчалась председательница уездного комитета Всекитайской федерации женщин* со всей своей ратью. Она уговаривала их поверить администрации, которая непременно уладит конфликт. Но женщины ни в какую не хотели расходиться. Они принялись всем скопом жаловаться председательнице и требовать, чтобы Федерация женщин защитила их права — заставила Бритого Ли на них жениться. Та не знала, плакать ей или смеяться. Она убеждала протестующих, что закон запрещает многоженство и Ли никак не может жениться на всех тридцати сразу.

Начальник уездного управления коммуникаций лично позвонил Бритому Ли, чтоб сообщить, что главная улица поселка — эта большая транспортная артерия — забита уже целый месяц, что не могло не сказаться самым отрицательным образом на экономике уезда. Тао Цин тоже набрал номер Бритого Ли и сказал, что если такая влиятельная фигура не сможет управиться с подобным делом, то это сильно повредит не только самому Ли, но и репутации всего уезда. Ли заржал в трубку: мол, пусть беснуются. Тогда Тао Цин напомнил, что женщин колобродит и так уже тридцать штук, если не пресечь это сейчас — будет больше.

— Да чем больше, тем лучше. Как говорится, больше блох — меньше боишься, что тяпнут, — ответил Ли.

Некоторые из протестующих действительно спали с Бритым Ли, другие только были с ним знакомы. Находились и такие, что раньше и в глаза его не видели. Но несколько спавших с ним женщин на самом деле думали, что дети их родились от Бритого Ли. Уверенности им было не занимать. Посовещавшись, они решили, что протестовать перед офисом выходит очень утомительно и совершенно бестолково, лучше уж сразу в суд.

В тот день, когда Ли превратился в обвиняемого, в суде было не протолкнуться. Сбежав с церемонии открытия дочерней фирмы, он, смеясь, прорезал толпу и вступил в зал заседаний, словно жених — в костюме, кожаных ботинках и с красным цветком в петлице. Потом он прошествовал на скамью подсудимых, будто и вправду собирался выслушать обвинение. Там он провел два веселых часа, увлеченно слушая рассказы женщин, как ребенок — сказки. Когда те, заливаясь слезами, расписывали, как им хорошо было с Бритым Ли, он покрывался счастливым румянцем. Иногда он даже удивленно вскрикивал: