Жорж Сименон - Правда о Бэби Донж

— Молчать! Эй, вы там, в глубине зала, потише!

Франсуа оборачивается и видит лишь головы, сотни голов: должно быть, вслед за ним в просторный зал с черными деревянными панелями, похожий на кабинет мэтра Бонифаса, вошли еще люди.

— Нравственная жестокость… Вы страдаете нравственной жестокостью, мой юный друг. Ха-ха! Суд приговаривает вас к двадцати годам больницы… Сестра Адония, уведите осужденного…

— Месье, месье, уже восемь.

Около Франсуа суетилась старая служанка с набережной Кожевников.

— Какой костюм вам приготовить? Вам надо бы принять ванну. Постель совершенно измята. Вы, наверно, всю ночь ворочались.

— Какая погода?

— Дождь.

Черный костюм — это, пожалуй, слишком мрачно. У него будет вид… Тогда серый?

Впрочем, его присутствие в суде не обязательно. Мэтр Бонифас даже уговаривал его остаться дома:

— Вас не вызвали ни прокурор, ни защита. Я предпочитаю в случае надобности воспользоваться вашими письменными показаниями, чем видеть вас свидетелем в суде. Если председательствующий — это в его компетенции — решит вас заслушать, я сразу же позвоню. Будьте дома.

Все это смахивало на похороны. По дому гуляли непривычные сквозняки. Старая служанка плакала. С Франсуа говорила так, словно на нем траур.

— Вам надо поесть. Это вас подкрепит.

Он отпустил служащих. В кабинете было пусто. Привычный гул завода смолк.

Потом на машине приехали Феликс с Жанной. Феликс, серьезный, встревоженный, с беспокойством оглядел брата, расцеловал в обе щеки.

— Как самочувствие, бедный мой Франсуа?

Феликс оделся тщательней, чем обычно. Жанна тоже. Она была вся в черном. Оба ехали во Дворец: их вызывали в суд.

— Ты будешь держаться спокойно, правда? — повторяла Жанна. — Уверяю тебя, все кончится хорошо. Кстати, я получила от мамы телеграмму.

Она протянула Франсуа голубой листок.

СИЛЬНЫЙ ПРИСТУП РЕВМАТИЗМА ТЧК ПРИЕЗД НЕВОЗМОЖЕН ТЧК ПОСЛАЛА БОНИФАСУ СПРАВКУ ВРАЧА ЗПТ ПИСЬМЕННЫЕ ПОКАЗАНИЯ ТЧК ТЕЛЕГРАФИРУЙТЕ РЕЗУЛЬТАТ ТЧК ЦЕЛУЮ МАМА.

Все посмотрели на часы. Без десяти девять. Судебное заседание начинается в девять.

— Феликс, как только дашь показания, сразу же звони.

Марта приехала из Каштановой рощи на автобусе Ее также вызвали в суд. Жак остался дома с Кло.

— До скорого.

Все тщетно пытались улыбаться. Тонкие струи дождя мыли оконные стекла. Редкие пожелтевшие листья цеплялись за черные ветви деревьев на набережной. Прямо напротив дома неподвижно стоял рыболов с удочкой, казавшийся огромным в своем непромокаемом плаще. Он не сводил глаз с поплавка, окруженного мелкой рябью.

— Месье следует чем-нибудь заняться — так время пройдет быстрее.

Спал Франсуа плохо, размышлял слишком долго, голова у него была пуста, губы запеклись. Он расхаживал перед телефоном, ожидая звонка и сгорая от желания быть немедленно вызванным во Дворец Правосудия.

— Два заседания, не больше, — объявил мэтр Бонифас. — Учитывая, что моя подзащитная полностью признала себя виновной, прокурор отказался от допроса большинства свидетелей. Я последовал его примеру. Чем меньше свидетелей, тем легче защите: у адвоката развязаны руки.

Франсуа сказал, что будет ждать приговора в маленьком кафе неподалеку от Дворца Правосудия.

— Вы слишком известны в городе. Вас сразу узнают и увидят в вашем поведении отсутствие чувства собственного достоинства.

Что мэтр Бонифас заставил его написать под диктовку? Франсуа сопротивлялся. Он находил формулы несуразными и бесконечно далекими от действительности.

«Повинуясь голосу совести, перед богом и людьми…»

— Вы не думаете, что…

— Пишите, что я говорю. Это стиль как раз для присяжных.

«…я прощаю моей жене то зло, которое она мне причинила, и то, которое намеревалась причинить».

— Послушайте, мэтр Бонифас! Мне нечего прощать: я ведь считаю, что…

— Вы хотите или нет помочь защите?

«Я сознаю, что одиночество и бездеятельность, на которые я обрек молодую женщину, привыкшую к более яркой жизни…»

— Вы не считаете, что если я сам явлюсь в суд и…

— Вы заговорите там, как говорили со мной, и вас никто не поймет. Стремясь обелить жену, вы, того гляди, добьетесь прямо противоположного результата. Дайте сюда ваше письмо…

Франсуа вздрогнул и бросился к телефону.

— Алло?… Да, Франсуа Донж… Нет, месье, контора сегодня закрыта. Вам следовало бы это знать… Нет, принять от вас заказ не могу — это исключено.

Держа трубку в руке, он смотрел на часы. Без двадцати десять! Обвинительное заключение, должно быть, уже зачитано. Франсуа знал, что оно составляет десять страниц на машинке.