Бернар Клавель - Плоды зимы

— Ваша жена была на огороде?

— Да. Она решила выйти, чтобы закрепить мешки на артишоках… Ведь я уже ни на что не гожусь… Но мне не следовало ее пускать. Только, вы ведь ее знаете, разве ее удержишь, когда дело касается работы!.. Все равно как с этой столовой. А уж я столько раз ей говорил, что она из-за этих жалких грошей губит свое здоровье.

Робен поднялся и подошел к окну.

— Ее сабо лежит возле грядки, — сказал он. — Когда спущусь вниз, схожу подберу его.

— Да, да, — отозвался отец. — Я об этом как-то не подумал. Боялся, что не дотащу ее сюда…

— По-моему, пришел врач, — прервал его Робен.

Отец встал и направился к двери.

— Вам незачем спускаться, — остановил его сосед. — Жена или служанка проводят его сюда.

Отец нерешительно потоптался на месте, напрягая слух. Но до него долетал только смутный гул голосов. Наконец на лестнице раздались шаги и дверь в спальню отворилась.

Врач был высокий и худой человек в очках с толстыми стеклами. Он поздоровался и попросил зажечь свет.

— Да у нас тут нет электричества, — пробормотал отец.

Врач, видимо, удивился.

— Ну ничего, обойдемся, — сказал он. — У меня есть карманный фонарик.

Он порылся в своем чемоданчике; потом отец увидел, как спина доктора согнулась, а голова низко склонилась над постелью. Выслушивал он больную недолго. Потом повернулся и сказал:

— Сомневаться не приходится. Воспаление легких. Она больна уже несколько дней, а сегодняшний холод довершил дело.

Только в эту минуту отец заметил свою невестку Мишлину, стоявшую в дверях.

— А что нужно делать? — спросила она.

— Нужно немедленно сделать укол, чтобы поддержать сердце. У меня нет с собой шприца, но тут неподалеку есть сестры. Сойдемте вниз, я напишу рецепт.

— Я тут приготовила компресс, — сказала госпожа Робен.

— Надо поставить. Ей станет легче.

Он немного помедлил, взглянул на Мишлину и прибавил:

— Надеюсь, сестра сразу же придет. А не то я могу забежать домой и…

— Нет, нет, — сказала Мишлина, — я сама всем займусь. Схожу за сестрой и приведу ее сюда.

Она отворила дверь и вышла в коридор, добавив:

— Пойдемте, надо дать больной отдохнуть.

Отец вышел из спальни последним. На пороге он оглянулся, еще раз посмотрел на жену и прошептал:

— Господи боже мой… Что теперь с нами будет!

В их крошечной кухне с трудом разместились пять человек. Отец стоял, прислонившись спиной к двери в столовую, возле самой лестницы.

— Надо бы принести еще стулья… — пробормотал он.

Но никто не обратил на него внимания. Примостившись на краешке стола, врач писал рецепт и что-то объяснял Мишлине. Напротив них госпожа Робен и ее служанка приготовляли компресс.

Все о чем-то говорили. Но отец уже не в силах был уловить нить разговора. Он только понял, что господин Робен предложил пойти за сестрой и в аптеку, а Мишлина повторила:

— Не беспокойтесь, не беспокойтесь, я сама всем займусь.

Врач и Мишлина ушли. Госпожа Робен со служанкой понесли в спальню компресс. Отец опустился на стул. Робен тоже сел.

— Ну зачем же так тревожиться, — сказал он. — Вы знаете, воспаление легких сейчас легко вылечивают… Хотите, я принесу вам дров из сарая? Теперь их много понадобится, чтобы натопить спальню.

Отец только безнадежно махнул рукой.

— Что теперь с нами будет… — повторил он.

— Мы вам поможем, — пообещал Робен. — Жена будет приходить. А потом ведь и невестка вас не оставит. Все обойдется, вот увидите.

Он говорил с отцом, как с малым ребенком. Старик это понимал, и ему казалось, что раз сосед разговаривает с ним так, значит, мать обречена. Он хотел было расспросить Робена, но побоялся произнести страшные слова. У него было такое чувство, что если он сейчас заговорит о смерти, то, чего доброго, накличет ее. И он только сказал:

— Я бы, пожалуй, выкурил сигаретку, только боюсь, не смогу ее скрутить.

Робен достал из кармана пачку сигарет и протянул отцу. Руки у старика дрожали, дрожала даже зажатая в губах сигарета, когда он наклонился, чтобы прикурить от зажигалки Робена.

— Я вам оставлю всю пачку.

— Спасибо. Большое спасибо.

— Но вам надо взять себя в руки. И надо выпить чего-нибудь горячего.

Робен подошел к плите. Но в стоявшей там кастрюле была лишь вода.

— Когда женщины спустятся, — сказал отец, — я подымусь переодеться. Фуфайка у меня насквозь промокла. А если и я сейчас свалюсь, тогда всему конец.

Женщины возвратились, и госпожа Робен сказала: