Маттиас Наврат - Предприниматели

Беру больничный, заявляет Берти. Не выйдет, отвечает отец, отклоняется. Берти просто пытается уклониться от своих обязанностей при посещении Большого города, где ни на шаг нельзя отходить от автомобиля. В Большом городе воруют все подряд, а наш «мерседес» новозеландски-зеленый, неужели Берти хочет, чтобы у нас украли нашу машину?

Больничный, настаивает Берти. Недомогание. И он орет как резаный якобы от боли, сначала в кухне, потом наверх, в сторону второго этажа, где мать убирает кровати. А я говорю отцу: давай отложим поездку в Большой город. Но отец отвечает: нет, не пойдет. Больничный отклонен. И он толкает Берти к выходу.

Мы едем мимо Виденер-Эк, через долину Мюнстерталь, через Штауфен, выруливаем на автобан. Это автобан, говорит отец, обращаясь к Берти на заднем сиденье, когда мы разгоняемся по шоссе. Берти молчит. Замок доктора Фауста, говорит отец и кивает в окно. Сдвоенная грузовая фура, комментирует отец, пока мы медленно проезжаем мимо бесконечно длинного белого брезентового фургона.

Эти фуры — самое скучное на свете, ворчит Берти.

Уже виднеются высотные дома, съезжаем с автобана, заканчивается лес, проезжаем под мостами, слева река, за ней — поля, и все тянется наш Шварцвальд. Вокруг нас со всех сторон столько машин, что не видно дороги. Того и гляди столкнемся с другим автомобилем. Хороший день для Большого города, говорит отец, и он прав, небо сегодня очень синее, и настроение должно бы быть самое радужное, настоящее настроение-для-Большого-города.

Мы едем по улицам мимо каких-то лавок и магазинов, где окна заколочены досками. Парковка перед самым большим из магазинов пуста, а само здание стоит без окон. Мы переезжаем по мосту и двигаемся вдоль железной дороги по берегу реки. На площади перед вокзалом на расстеленных газетах лежат люди в спальных мешках. Я оборачиваюсь к Берти, когда мы проезжаем мимо черной башни из стекла. Берти насупился и обхватил себя своей единственной рукой.

На парковке перед белым зданием целиком из стекла с белыми жалюзи на окнах Берти спрашивает, нельзя ли ему тоже выйти из машины? Или поупражняться в вождении?

Пять метров туда и обратно, отвечает отец и отдает ему ключ от машины. Отец смотрит в зеркало, поправляет себе волосы, а мне воротник и заправляет мне прядь волос за ухо. Ну, говорит он.

И мы идем через стеклянные двери, которые сами собой перед нами раздвигаются. Отец здоровается, и женщина за письменным столом кивает куда-то назад, и мы проходим мимо рядов письменных столов в коридор, куда выходит множество дверей, и все с одной стороны, другая сторона вся стеклянная, а за ней — круглый сад, где растет, правда, одно-единственное дерево.

Мужчина в костюме сидит за робастным цвета антрацита. Рад видеть его снова, говорит отец, протягивает мужчине руку и при этом много раз кланяется. Как его дела, осведомляется отец, как дети, что в школе? Давно не виделись, а между тем почти друзья, можно сказать. Отец говорит в манере, принятой среди людей в костюмах в Большом городе, он мне сам это объяснял.

Превосходно, отвечает мужчина в костюме и кликает мышкой, у которой нет хвоста, зато она оставляет красное свечение на столе. Это красное свечение втягивает в свою орбиту миллионы и заставляет их, даже не касаясь их, вращаться вокруг Земли. Ну и? Мужчина в костюме смотрит на меня.

Вот, отвечаю я и выкладываю перед ним на стол мои записи с таблицами. Человек улыбается, блестя очками в золоченой оправе, очень тонкой, но золоченой.

Аккуратно? спрашивает он.

Аккуратно, отвечаю я.

От А до Я? Даты, затраты, прибыль? Подвижные экономические показатели?

Точно так.

Варианты прибыли?

Все подсчитано.

Человек снова улыбается. Привет маме, говорит он мне. Они вместе учились в школе, знаю ли я об этом? Это было давно. Тогда в маму все были влюблены, в том числе и он сам. И теперь еще, спрашиваю я. Мужчина смеется и бросает взгляд на отца. И вот они с отцом обсуждают ситуацию. Положение очень тяжелое, сообщает человек. Именно в таком положении важно хоть немного помочь друг другу, отвечает отец. Но отец ведь один, отвечает человек и барабанит пальцами по тетрадке, много ли он может в одиночку? Он-то сам находит наши идеи весьма убедительными. Особенно в нынешней ситуации. Но ты же знаешь, Эльмар, каково оно теперь, говорит человек и кликает мышкой. Есть еще одно другое предприятие, оно предложило схожую концепцию, только еще больше. Как раз вчера. Мужчина смеется. Поэтому обещать ничего не могу. Как Тереза?