Юля Пилипенко - Голубь с зеленым горошком

«Когда Богу на небе скучно, он открывает окно и смотрит на парижские бульвары» — эти слова были произнесены не просто так. Бульвар Капуцинов сменялся Итальянцами с историческими кафе «Англэ» и «Тортони», которые так любили посещать известные литераторы и журналисты. В каждом уголке кипела и бурлила жизнь: французы шуршали газетами, звенели бокалами и конечно же не очень спешили приступать к повседневной работе. Своими просторами и красотой бульвары были обязаны префекту Осману, принявшему решение значительно расширить пропахшие канализационными испарениями узкие улицы. Барон Осман настолько изменил планировку города, что в обиход вошел такой термин, как «османизация». Уставший от антисанитарии и частых эпидемий Париж наконец-то задышал полной грудью. Его сердце забилось совершенно иначе, освободившись от огромного количества транспорта, сконцентрированного на переплетении плохо продуманных развязок.

Оставив позади Национальный банк Парижа, мы оказались на бульваре Монмартр. Прожив здесь больше месяца, я знала все рестораны, пассажи и уходящие вверх перпендикулярные улицы.

— Видите белую церковь вдалеке? Это вершина холма Монмартр — сто тридцать метров над Парижем. Великолепный собор Сакре-Кер. К слову, «montmartre» — это «гора мучеников». Римляне обезглавили там несчастных христиан во главе с первым парижским епископом Дени. Как и заведено, его впоследствии причислили к лику святых.

— Замечательно. Очень красиво, мадемуазель. Но мы же не пойдем туда пешком?

— Именно туда мы и идем. В самый богемный аррондиссман всех времен и народов — в сердце писателей, художников и шлюх.

— Последнее, конечно, сильно заинтересовало. Я верно понял, что вариант такси даже не обсуждается?

— Вообще-то нет. Но я над вами сжалюсь: на такси мы переедем в другой богемный квартал под названием Монпарнас. У меня там есть небольшое дело, нужно успеть до темноты.

— Какое дело?

— Вы все узнаете, синьор Инганнаморте, все узнаете.

Оказавшись на многолюдном бульваре Рошешуар, мы уперлись в фасад «Элизе-Монмартр» — одного из первых заведений, где начали танцевать канкан. В свое время здесь рисовал Лотрек, выступал Высоцкий и даже дрались боксеры, уступившие место стриптизершам и развратникам. Свернув на улицу Виктора Массе, я показала Дженнаро симпатичный домик под номером двадцать пять, в котором успели пожить Тео и Винсент Ван Гог.

— Странно все это, — с грустью сказала я, глядя на особнячок. — Прозябаешь всю жизнь в нищете, висишь на шее у брата, вкалываешь, отдаешь все силы, рисуешь бедных крестьян, считаешься чудаком и душевнобольным, не продаешь ни одной картины и умираешь. А затем весь мир сходит с ума и кричит: «Подсолнухи Ван Гога, его маки? Заверните мне все! Отдам миллионы миллионов!»

— В мире много таких примеров, мадемуазель. Гораздо сложнее найти того, кто творил и наслаждался славой при жизни, при этом не спиваясь и не подсаживаясь на наркотики.

— Дали, Пикассо, из писателей — Мопассан…

— Пожалуй, да. Но Мопассан всю жизнь болел сифилисом и закончил свои дни в психиатрической больнице.

— Давайте не будем… Мне как-то совсем печально.

— Почему?

— Объясню вам чуть позже. Вернее, покажу. Предлагаю начать с Дали и Пикассо. В музей Пикассо мы не попадем, потому что на это уйдет много времени, но есть одно место, к которому он имеет отношение. Вы хотите увидеть «Мулен Руж»?

— Красную мельницу на бульваре Клиши? Думаю, мы ошиблись веком для посещения этого кабаре. Лотрека мы там не встретим, канкан уже не тот, что был, а туристы меня мало интересуют.

— Неплохо, синьор Инганнаморте, — рассмеялась я. — Я примерно такого же мнения о знаменитом кабаре. Оно всегда интересовало меня благодаря Лотреку и Bal de Quat’z’Arts.

— Разве «Бал четырех искусств» проводили в «Мулен Руж»?

— Да, один раз. Второй по счету бал. Он произвел фурор. Помните песню Жоржа Брассена?

— Les copains affligés, les copines en pleurs, la boîte à dominos enfouie sous les fleurs…

— Точно… «Черный, как гроб в цветах, пенал для домино, черные зеркала, завешено окно. Костюмы, маски, грим, прекрасный карнавал! У «четырех искусств» опять прощальный бал». Мне кажется, это была прекрасная идея — собираться всей Школой высших искусств и подтрунивать над смертью. А теперь угадайте, куда мы пришли.

— Понятия не имею. На какую-то площадь.

— Это не просто площадь. Это площадь Эмиля-Гудо, улица Равиньян, дом тринадцать. И… Бато-Лавуар!

— Мадемуазель, вы решили показать мне плавучую прачечную?