Юля Пилипенко - Голубь с зеленым горошком

— Fodesse… Fodesse… Fodesse, — без устали повторяли любимые губы.

— Там все в огне… абсолютно все…

Он ничего не говорил. Пристроившись за вереницей пожарных автомобилей с огромными надписями «Madeira Fire Rescue» [102], Дженнаро мчался за ними, игнорируя цветовые сигналы частично отключенных светофоров. Мы выехали на хорошо знакомую мне дорогу, пролегающую вдоль береговой линии, музея-гостиницы Криштиану Роналдо и парка Святой Катарины. На крыше «CR7» собралась небольшая группа постояльцев отеля, трясущая телефонами и снимавшая ошеломляющий вид на горящий «Choupana Hills». Туристы, которые обычно неспешно прогуливались вдоль океана, демонстрируя яркие брюки, легкие пиджаки и элегантные шарфики, застыли на вымощенном мозаикой променаде, пытаясь осознать и принять действительность. Волшебный остров, поражавший гостеприимством, добротой и бесшабашной жизнерадостностью, выгорал на глазах, и никто не мог противостоять стихии. Никто. Даже отважные люди, пребывающие в ожидании часа очередной битвы в алых машинах. Проскочив тот участок дороги, где водитель на старом «ровере» сбил Люцифера, я сдалась. Пока в памяти всплывала искалеченная собака, мое больное воображение вырисовывало умирающие в огне оранжевые стрелиции, потрясающие деревья и нежные орхидеи. Мой остров. Мой прекрасный остров. Он так напоминал беззащитного, черного как смола Люциферчика, который безмолвно просил о помощи. Я боялась заплакать, понимая, что слезы лучше приберечь на потом, потому что настоящим адом пока лишь пахло. Боялась, что Дженнаро снова начнет настаивать на первоначальном варианте и оставит меня одну. В безопасности, но одну. Боялась, что он поедет на дьявольский холм без меня, и я так и не узнаю, ради чего. Пока ворох рваных, разбитых мыслей носился в моей голове, пока вцепившиеся в нижние ресницы слезы изо всех сил старались не сорваться вниз, десяток пожарных авто свернули на перекрестке, оставив «ройс» на внезапно опустевшей дороге.

— Что… что они делают? — Растерявшись, я оторвалась от окна и повернулась к Дженнаро. — Разве они не должны ехать туда же, куда и мы?

— Хороший вопрос… — процедил он сквозь зубы. — Скоро узнаем.

Дорога стремительно поднималась в гору, и мы петляли по ней, пробивая фарами все ближе подступающий дым. Я чувствовала, как градус за градусом поднимается температура в салоне и моя просторная майка начинает прилипать к покрывшейся каплями пота спине. Стараясь не выдавать волнения, я всматривалась в плотную пелену, походившую на туман из повести Стивена Кинга.

«Должен же быть просвет, ну хоть какой-то просвет», — думала я, напрягая воспаленные глаза.

Когда мы выехали на гордо возвышавшийся над Фуншалом мост, я пожалела о своем желании увидеть долгожданную полоску призрачного света. За какие-то несколько секунд мне все-таки удалось рассмотреть холм, который был уже совсем близко, на расстоянии вытянутой руки. Меня охватил такой парализующий ужас, что я попыталась найти спасение, вцепившись короткими ногтями в собственные колени. Я никогда не видела, как горят дома и деревья и с какой колоссальной скоростью огонь переходит с кроны на крону. Весь мой опыт пожаров ограничивался старой проводкой, из-за которой дотла сгорела квартира, где я прожила несколько счастливых лет. В тот момент я находилась в Германии и, вернувшись, узнала, что из вещей у меня остались по какой-то причине уцелевшие джинсы от Роберто Кавалли. Такая себе ироничная огненная шутка, над которой я даже через какое-то время смеялась… Одного взгляда на пожираемый пламенем лес было достаточно, чтобы осознать лежащую на поверхности истину: этот пожар чувством юмора не обладает. Он может забрать все, не размениваясь на подсчеты украденных человеческих жизней. Я собиралась что-то сказать, но Дженнаро вдруг резко остановился, тем самым заставив меня посмотреть вперед. Сквозь висящий в воздухе дым четко просматривался въезд в тоннель, рядом с которым стояли люди в пожарной и полицейской форме. Один из полицейских подошел к нам и, оторвав от лица лоскут плотной ткани, жестом попросил опустить стекло. Густое облако дыма ворвалось в салон с такой завидной целеустремленностью, что я моментально закашлялась, автоматически прикрыв ладонями нос и глаза. Мне не нужно было знать португальский для того, чтобы уловить смысл беглого диалога, тональность которого с каждой секундой становилась все выше и выше. Полицейский явно давал понять, что тоннель перекрыли. Если с поведением офицера все было предельно ясно, то Дженнаро меня откровенно пугал. Я не могла забыть, как изменилось его лицо в Ponta do Sol, когда пьяная в стельку Франгиция не совсем вовремя очнулась и отвесила неудачную шутку, поинтересовавшись, успели ли мы уже порезвиться в апартаментах Бернарда Шоу или нет. Помню, как, глядя на это лицо, мы с Мигелем одновременно побледнели, переживая за участь общей подруги. Было в нем нечто крайне жестокое, что заставляло содрогаться и испытывать нарастающий страх. Я видела, как полицейский теряется и робеет, все еще продолжая спорить и настаивать на своем. Затем он указал на меня, поспешно приводя какие-то доводы и взывая к взаимопониманию. Дженнаро устало откинулся в кресло, повернув голову в мою сторону.