Марк Хэддон - Крушение пирса

И как же в итоге они с матерью оказались похожи! Точно два больших белых листа бумаги, на которых мужчины пишут свои истории; именно благодаря этим листам написанные слова становятся реальностью, но сами листы не привносят в их слова никакого смысла.

Она вдруг поняла, что не может вспомнить и собственное лицо, и, поспешно выбравшись из шатра, направилась к мелкому озерцу на вершине скалы. Там она, повернувшись спиной к солнцу и приподняв одеяло из козьих шкур так, чтобы защитить поверхность воды от солнечного сияния, долго смотрела на свое отражение в воде и видела… сестру своего брата. Эта девушка глядела на нее оттуда, с поверхности воды, и было заметно, что волосы у нее растрепаны и свалялись, как и у него, и кожа такая же грязная, и щеки ввалились, и глаза потемнели, и между колтунами уже просвечивает кожа.

А ночью разразилась буря. Гром гремел так, словно рушились здания, и после каждого раската шатер заливал резкий голубой свет, еще несколько минут потом вспыхивавший у нее под ее сомкнутыми веками. Она просила, приказывала, чтобы молния ударила прямо в нее, чтобы в один миг все закончилось. Однако молния и не думала ударять в шатер, зато ветер яростно трепал парусину, трещали распорки. Через пару часов она была разбужена прикосновением к лицу грубой ткани — это шатер упал прямо на нее, ветер тут же надул парусину и потащил по земле. Сжавшись в комок, совершенно утратив чувство направления, она в ужасе ожидала, что ветер сбросит ее с утеса вместе с шатром. Нет, умирать ей не хотелось. Нет, только не сейчас, только не так! Ей не хотелось лежать на камнях внизу с раздробленными костями или быть утопленной в мешке, как собака! Но сил, чтобы высвободиться из опутавшей ее парусины, у нее не было, и она могла лишь умолять ветер хоть немного ослабить порывы. И ветер, словно услышав мольбы, вдруг вытряхнул ее из шатра на землю. Она больно ударилась о какой-то валун, шатер замер, и все кончилось. Она зажала руками уши, чтобы не слышать, как ревет ветер, как хлопает разорванная парусина, и притихла, стараясь не шевелиться и чувствуя сильную боль в боку.

К утру ветер стал постепенно стихать, и она, выбравшись из шатра, скатала то, что от него осталось, и спрятала сверток за валуном, который полночи не давал ей скатиться с обрыва. На том месте, где раньше стоял шатер, был виден лишь прямоугольник привядшей травы. Исчезли все колышки, кроме двух, так что снова поставить шатер она не могла. Выпив несколько глотков воды, она принялась перетаскивать останки шатра в тот конец пляжа, где была хоть какая-то защита от ветра; она надеялась, что там можно будет переночевать, завернувшись в порванную парусину.

Голова у нее теперь болела почти постоянно, а раздраженные кишки мучительно жгло, и она ничем не могла эту боль унять. Поскольку ночью ей уснуть не удалось, она прилегла, закрыла глаза и попыталась немного вздремнуть. Но, уже соскальзывая в сон, она вновь услышала женские голоса и отдаленный звон металла. Она открыла глаза, прислушалась, но услышала лишь шум прибоя и снова нырнула в пучину снов, ярких, прерывистых. Вот она опять стоит, одетая в свадебный наряд, перед брачной постелью и смотрит на ковер с отплывающим вдаль судном и женщиной, плачущей на берегу. Но на этот раз ей удается разглядеть на картине нечто такое, чего она раньше не замечала, — несколько фигур, явственно видимых на фоне зелени в нижнем левом углу большого тканого прямоугольника. Эти люди явно направляются в сторону плачущей женщины, но не ясно, то ли они намерены ей помочь, то ли охотятся на нее.

Во сне она попыталась подойти поближе и повнимательнее рассмотреть эти таинственные фигуры, но, разумеется, сразу проснулась.

Солнце стояло уже высоко, воздух снова прогрелся, и она решила использовать все оставшиеся у нее силы, чтобы отыскать какую-то пищу. Подобрав камень с острым краем, она взобралась на холм, где росли самые большие кусты. Ей казалось, в теле осталась только половина ее существа, а вторая его половина парит в воздухе, а потому ей в кои-то веки так легко идти и движения ее удивительно плавны. Она с наслаждением вдыхала аромат каких-то маленьких синих цветочков, следя за полетом двух чаек, паривших в воздушном потоке.

Выбрав самый большой куст, она ухватила наиболее прямую и прочную ветку, отломила ее и краем припасенного камня слегка заострила один конец. А потом решительно двинулась туда, где в первый раз видела тюленей. Она уже плохо представляла, сколько дней назад это было, и лишь надеялась, что тюлени все еще там. И они действительно оказались там — трое взрослых и один детеныш. Усевшись на поросший травой край утеса, она пыталась определить, далеко ли до них. Обрыв был высотой примерно в два человеческих роста, дальше простирался каменистый склон, полого спускавшийся к небольшому проливу, вдоль которого и расположились тюлени. Держа в зубах свое самодельное оружие, она сползла на животе с обрыва, повисела немного на руках, потом отпустила руки, и на мгновение ей показалось, что она парит в воздухе.