Никос Казандзакис - Грек Зорба

- Давай же, смелее, Зорба! - воскликнул я в порыве наивного восхищения.

Но он даже не обернулся. Мог ли он в эту минуту разговаривать с какой-то бумажной крысой, которая вместо кирки держала в руках презренный огрызок карандаша? Он был занят и не удостаивал меня беседой. «Не говори со мной, когда я работаю, - сказал он мне однажды вечером, - я ведь могу сломаться. - Как это сломаться, Зорба? - Ну вот, снова ты со своими вопросами! Совсем, как ребёнок. Как тебе объяснить? Когда я чем-то занят, я весь отдаюсь этому, напряжён, натянут, как струна, в такие минуты я как бы сливаюсь с камнем, углём или же с сантури. Если вдруг ты меня коснёшься, заговоришь, и я повернусь, то могу сломаться. Вот и всё».

Я посмотрел на свои часы, было десять.

- Сейчас время перекусить, друзья, - сказал я, - вы даже переработали.

Рабочие тотчас бросили в угол свой инструмент и вытерли пот, готовясь выйти из галереи. Зорба, весь предавшийся работе, не услышал. Возможно, он и слышал, но даже не обернулся. Обеспокоенный, он снова напрягал слух.

- Подождите, - сказал я рабочим, - давайте закурим! Я стал шарить по карманам, рабочие стояли вокруг меня в ожидании.

Внезапно Зорба вздрогнул. Он прижался ухом к стенке штрека. При свете ацетиленовой горелки я различал его судорожно раскрытый рот.

- Что с тобой, Зорба? - воскликнул я.

В это мгновение содрогнулась над нашими головами вся кровля выработки.

- Бегите! - крикнул Зорба хриплым голосом. - Бегите!

Мы ринулись к выходу, но не успели добежать до первых укреплённых участков галереи, как над нами послышался более сильный треск. В это время Зорба поднял большое бревно, чтобы укрепить им осевшую кровлю. Если он успеет сделать это, те несколько секунд, возможно, спасут нас.

- Бегите! - вновь раздался голос Зорбы, на этот раз приглушённо, словно исходил из чрева земли. Мы все с малодушием, которое часто овладевает людьми в критические минуты, бросились наружу, забыв про Зорбу. Но уже через несколько секунд я взял себя в руки и кинулся к нему.

- Зорба, - звал я, - Зорба!

Мне казалось, что я кричал, однако крик так и не вырвался из моего сдавленного страхом горла. Меня охватил стыд. Я отступил назад и протянул руки.

Зорба успел установить толстую подпорку. Поскользнувшись в полумраке, влекомый инстинктом самосохранения, он рванулся к выходу и наткнулся на меня. Невольно мы бросились друг другу в объятия.

- Бежим! - прорычал он сдавленным голосом. - Бежим!

Мы бросились бежать и выскочили наружу.

Столпившиеся у входа побледневшие рабочие молча вслушивались.

В третий раз послышался шум, ещё более сильный, чем раньше, похожий на треск поваленного бурей дерева. И тут же раздался чудовищный гул; прогрохотав, словно раскат грома, он потряс гору, и кровля галереи обрушилась.

- Господи помилуй! - зашептали рабочие, крестясь.

- Вы что, бросили свои кайла в шахте? - гневно крикнул Зорба.

Рабочие смолкли.

- Почему вы их не захватили? - снова крикнул он сердито. Ничего себе, храбрецы, небось, наложили в штаны! Жаль инструмент!

- Подходящая минута, чтобы думать о кирках, Зорба, - сказал я возмущённо. - Радоваться надо, что никто не пострадал! Тебе, Зорба, надо свечку поставить, только благодаря тебе все живы.

- Мне что-то есть захотелось! - ответил Зорба. - Мне всегда хочется есть в такие минуты. Он взял свою сумку с едой, развязал её, положил на камни и достал хлеб, оливки, лук, варёный картофель и фляжку с вином.

- Давайте же закусим, ребята! - сказал он, с набитым ртом. Старый грек глотал жадно и торопливо, будто вдруг потерял много сил. Он молча ел, сгорбившись, потом, взяв фляжку, запрокинул голову и стал лить вино в пересохшую глотку.

Немного осмелев, рабочие раскрыли свои сумки. Скрестив ноги, они сели вокруг Зорбы, и, глядя на него, начали есть. Люди хотели бы припасть к его ногам, целовать ему руки, но, зная его причуды и резкость, никто не осмеливался начать первым.

Наконец Михелис, он был старше всех и носил густые поседевшие усы, решился и заговорил.

- Если бы тебя не было там, мастер Алексис, - сказал он, - наши дети в одночасье стали бы сиротами.

- Заткнись! - ответил Зорба с полным ртом и никто больше не осмелился сказать ни слова.

«Кто же создал этот лабиринт сомнений и в то же время высокомерия, этот сосуд, наполненный грехом, поле, засеянное тысячью уловок, эти ворота ада, чашу, переполненную коварством, яд, похожий на мёд, цепь, которая приковывает смертных к земле, - женщину?»

Я медленно переписывал эту буддистскую песнь, сидя на земле у горящей жаровни. С пристрастием нагромождал я один экзорцизм на другой, изгоняя из своего сознания некую фигуру под дождём, которая, покачивая бёдрами, вновь и вновь проносилась предо мной во влажном воздухе в течение всех этих зимних ночей. Не знаю, каким образом, но сразу после катастрофы на шахте, когда моя жизнь могла внезапно оборваться, вдова вновь заставила бурлить мою кровь; она вопила, наподобие дикого зверя, властная и полная укора.