Константин Сергиенко - Самый счастливый день

На обратном пути нас обогнала машина. Шофёр притормозил, но, увидев, что мы не собираемся воспользоваться его добротой, дал газ и уехал.

— Сегодня праздник? — спросил я.

— Казанская, — ответила она.

— Я малограмотен в этих делах. Если бы не профессор Покровский, который под видом мифологии подал историю религии, я бы не знал ничего.

— Ты атеист? — спросила она.

Я рассмеялся. Засмеялась она. Мы взялись за руки и пошли меж двух чёрных следов, проделанных автомобилем.

— Так бы идти и идти, — сказала она.

— На свете есть столько стран, в которых я хочу побывать. Городов и просто местечек с влекущим названием. Например, Хертогенбосх. Ты слыхала про такое местечко?

— Нет, — сказала она. — Где это?

— Бог его знает. Ещё я люблю цветы. Например, шафрановые крымские розы. Они огромные! Каждая с голову ребёнка!

— Ты был в Крыму?

— Конечно, мы были вместе. И я подарил тебе букет. Крымские жёлтые розы.

— Откуда ты знаешь, что я люблю жёлтые?

— Догадался.

Она задумалась на мгновение.

— Всё дело в том, что я и в самом деле люблю жёлтые крымские розы.

Мы шли и болтали, и я не хотел ничего. Только идти, взявшись за руки, смотреть в звёздное небо и говорить, говорить. Незаметно мы достигли Бобров.

— Не выпить ли снова чаю? — предложил я.

И она согласилась.

Оглядываясь, похохатывая, строя на себя заговорщиков, мы проникли в дом номер десять по улице Кирова. Квартира была нам рада, коньяк ещё стоял на столе, а чайник на плитке. Боже, будет ещё когда-нибудь такой замечательный вечер? Вернётся Вера Петровна, Леста начнёт ходить в школу, Котик потащит меня к Саскии, а завуч Наполеон станет мерять холодным взглядом. Туман. Да, прав Розенталь. В голове туман, это точно. А стало быть… стало быть, и в глазах.

— Праздник так праздник! — провозгласил я. — Дорогая, несравненная леди, вы говорили, что любите коньяк? Коньяк перед вами. Тот самый. С золотой наклейкой и не без латинских букв. — Что я делаю, мелькнуло в голове. — Вы можете пригубить. Это очень и очень недурной коньяк. Арманьяк! Не больше не меньше. Вы согласны?

— Я согласна, — сказала она.

— Прошу!

Странное дело. На улице я был трезв. Но в доме, в тепле ко мне вернулось расслабленное состояние.

— Ваше здоровье, принцесса!

Я опрокинул рюмку. Выпила и она. Снова забралась в кресло с ногами. Прислонила голову к спинке.

— Тут нет камина?

— Увы!

— Я почему-то думала, тут есть камин.

— Я тоже так думал. Хорошо ещё, есть коньяк. Завтра надо бежать, восполнять недостачу. Это коньяк Веры Петровны Сабуровой.

— Я знаю. Она меценатка.

— В каком же смысле?

— Она даёт деньги бедным поэтам.

— Вот как? По-моему, в городе всего лишь один поэт. Я сомневаюсь, чтобы Вера Петровна осмелилась предложить ему деньги. Да и откуда они у неё?

— Много, много денег, — пробормотала Леста. — Она печатает их книжки.

— Какие же, например? Ни одной не видел.

— Но ей мешают. Нехорошие люди. И подсылают своих… под видом учителей.

— Что ты говоришь, Леста? Кого подсылают?

Она зевнула. Я медленно соображал. Новая фантазия или… Судя по всему, речь идёт… Надо спросить. Я решился.

— Что ты сказала Гладышеву?

Она вздрогнула.

— Прости, но Камсков рассказал. Ты что-то сказала Гладышеву в коридоре, тот побледнел и кинулся прочь.

Она молчала.

— Новая тайна, — пробормотал я.

— Я не знаю никакого Гладышева, — произнесла она твёрдо.

— Зато его знают все остальные. Он преподавал литературу в твоём классе.

— Ах, этот… — новый зевок. — Так он вовсе не Гладышев.

— А кто же?

— Его настоящая фамилия Васин. И вовсе он не учитель. Я ему и сказала.

— Кто же он, если не учитель?

— Нехороший человек. Он мучил людей. Я ему и сказала.

— Откуда ты всё это знаешь?

Она пожала плечами.

— Так кто это Гладышев, чёрт возьми? Или Васин?

— Зачем тебе это? Он человек несчастный. Служил там, где хорошие люди не служат. Делал то, что не делают добрые люди. Он думал, сменит фамилию, его не узнают…

— Чёрт знает что, — сказал я. — Почему именно ты?

Она снова пожала плечами.

— У тебя досье? Например, мой день рождения. Скажи, откуда знаешь число?

— Оттуда же, откуда ты знаешь мой день.

— День твоего рождения?

— Да.

— Но я не знаю, поверь, не знаю.

— Ты мог посмотреть у директора. Там есть, как ты сказал, «досье».

— Но я не смотрел, клянусь тебе, Леста! — воскликнул я…

— Потому что знаешь и так.

— Не знаю!

— Может быть, позабыл?