Марлена де Блази - Тысяча дней в Венеции. Непредвиденный роман

Кроме лир он обнаружил два золотых южноафриканских крюгеранда. Я напомнила, что аптека принимает только доллары, и он воздел руки к небу, сообщив, что теряет время впустую. Он ушел, в спешке натягивая пиджак, закручивая шарф вокруг шеи, водружая на место меховую шапку и натягивая левую перчатку, правая испарилась во время перелета над Атлантикой. Итак, венецианец бесстрашно отправился в экспедицию по Дикому Западу. Это стало его первым столкновением с американской действительностью. Он вернулся, потому что забыл словарь, дважды поцеловал меня, качая головой, просто отказываясь верить, что с нами такое стряслось.

Напившись теплого чая и приняв множество таблеток и микстур, которыми венецианец меня напичкал, я проспала большую часть дня и всю ночь. Проснувшись среди ночи, я обнаружила его сидящим на краю кровати, внимательно наблюдающим за мной, и глаза его были полны нежности.

— Температура спала, ты холодна и прекрасна. Dormi, amore mio, dormi. Спи, любовь моя, спи.

Я любовалась на его узкие сутулые плечи, на лицо, полное беспокойства. Он встал, чтобы поправить одеяло, я смотрела, как он склоняется надо мной, тощий человек, одетый в шерстяное белье, ходячая реклама стимулятора мышц, и думала, что он — самое красивое, что я когда-либо видела.

Я спросила:

— Ты решил — я собралась умирать?

— Нет. Но я испугался. Ты была очень больна, и сейчас больна, и нуждаешься в отдыхе. Но ты должна знать, если случится так, что ты умрешь раньше меня, я придумал способ, как найти тебя. Я не желаю ждать еще пятьдесят лет и пойду к святому Петру, спрошу, где кухня, точнее, дровяная печь. Как думаешь, в раю пекут хлеб? Если да, то ты будешь там, обсыпанная мукой и пахнущая розмарином.

Он говорил мне все это, расправляя сбитое постельное белье, пытаясь выровнять непослушные углы простыни. Когда конечный результат его удовлетворил, он подсел поближе, мой венецианский незнакомец, похожий на Питера Селлерса и немножко на Рудольфо Валентино, и глуховатым баритоном запел колыбельную. Ласково коснувшись моего лба, он произнес:

— Ты знаешь, я всегда мечтал, что кто-то споет мне, но теперь думаю, что еще лучше, когда сам можешь спеть кому-то.

Следующим утром, ориентируясь на запах его горящей сигареты, я вышла в гостиную.

— Ты не должна становиться вверх, — сообщил он по-английски, пытаясь загнать меня обратно в кровать. Он лег рядом, и мы заснули как дети.

Утром того дня, когда он должен был улетать в Венецию, мы решили не сидеть дома, даже кофе не допили. В кафе мы тоже не пошли. Говорили мало. Мы долго гуляли по парку, затем нашли скамью, чтобы отдохнуть. Стаи диких гусей с прощальными криками кружились в холодном прозрачном небе.

— Скоро они полетят на юг? — спросила я.

— Скоро, — ответил Фернандо. — Наверное, дожидались отставших или надеялись обрести потерянных. Важно, что теперь они уже в пути. Как мы.

— Ты поэт, — сказала я ему.

— Несколько недель назад я даже не обратил бы на них внимания, не услышал бы их крика. Теперь я по-другому чувствую. Да, я чувствую себя связанным обетом. Так точнее. Я чувствую себя уже женатым на тебе, будто всегда был на тебе женат, только не мог найти. Мне даже кажется лишним делать официальное предложение. Лучше сказать, пожалуйста, не исчезай из жизни моей. Стань ближе. Ближе насколько можешь.

Тихий голос мальчика, делящегося тайной.

Вернувшись тем вечером из аэропорта домой, я зажгла огонь в камине спальни и бросила на пол подушки, потому что он так делал каждый вечер. Я сидела там, где обычно сидел мой незнакомец, натянув его шерстяную фуфайку на ночную рубашку, и чувствовала себя хрупкой и потерянной. Мы обо всем договорились. Он должен начать собирать документы, чтобы мы могли зарегистрировать брак в Венеции. Я собиралась завершить свои дела в Америке и приехать в Италию так быстро, как смогу, держа в уме июнь в качестве крайнего срока. Я решила спать у огня, стянула с кровати одеяло и свернулась под ним.

Рубашка пахла его телом. Я наслаждалась этим запахом.

— Я люблю Фернандо, — повторяла я себе, глядя в огонь.

Я была ошеломлена переменами в моей жизни, причем скорее их стремительностью, чем самой сутью. Я искала причины этого folie a deux, безумия на двоих. И не находила. Все это любовное сумасшествие не давало возможности судить объективно.

Ни в каком туманном сне юности меня не сажал на белого коня кудрявый деревенский парень, «человек, которому суждено быть королем», мой «дорогой, любимый, единственный». Земля никогда не уходила у меня из-под ног. Никогда. Мое нынешнее чувство — тихое. За исключением первых часов в Венеции, не было беспорядка, сумятицы, никаких метаний, свойственных женщине среднего возраста перед решительным поступком в ее жизни. Все двери открыты, и из них струится теплый свет. Это не просто новая перспектива, но единственно возможное действие, зависящее только от меня, решительный шаг, который я никому не позволю помешать мне сделать. Фернандо. Я не должна была убеждать себя в своей любви, взвешивать его достоинства и недостатки. И при этом не хотелось еще раз напоминать себе, что я не становлюсь моложе, что должна быть благодарна за внимание еще одного «очень хорошего человека».