Николь Краусс - Хроники любви

Я все еще держал книгу, когда сзади ко мне подошел человек, чью дверь я открыл. «Вы знаете эту книгу?» — спросил он. Я уронил ее, она шлепнулась мне на ногу, лицо моего сына смотрело на меня. Я сам не знал, что делаю. Я попытался объяснить. «Я его отец», — сказал я. Или, может быть: «Он мой сын». Как бы там ни было, смысл я передал, потому что сначала вид у него был потрясенный, потом удивленный, а затем такой, будто он мне не поверил. Ну что ж, решил я, все верно, а то кем я себя возомнил — приехал на лимузине поковыряться в замке, а потом заявил, что я родитель известного писателя. Неожиданно я почувствовал, что устал так, как не уставал много лет. Наклонился, поднял книгу и поставил ее обратно на полку. Он продолжал на меня смотреть, но как раз в этот момент снаружи просигналила машина, что было очень кстати, потому что сегодня на меня уже достаточно насмотрелись. «Ну, — сказал я, направляясь к двери, — я, пожалуй, пойду». Он достал бумажник, вынул стодолларовую купюру и протянул ее мне. «Его отец?» — повторил он. Я положил деньги в карман и протянул ему мятный леденец. Потом я засунул ноги в мокрые ботинки. «Не совсем отец, — ответил я и, не зная, что еще сказать, пояснил: — Скорее дядя». Это, похоже, привело его в замешательство, но я еще на всякий случай добавил: «Не то чтобы даже дядя». Он удивленно приподнял брови. Я взял свой ящик с инструментами и вышел в дождь. Он попытался снова поблагодарить меня за то, что я приехал, но я уже спускался по лестнице, потом сел в машину. Он все еще стоял в дверях и смотрел на улицу. Чтобы окончательно доказать ему, что я рехнулся, я по-королевски помахал рукой.

Домой приехал в три часа утра. Залез в постель. Я ужасно устал. Но не мог заснуть. Я лежал на спине, слушал дождь и думал о своей книге. Так и не придумал ей названия, потому что зачем книге название, если ее никто не собирается читать?

Я встал и пошел на кухню. Рукопись я держал в коробке в духовке. Я вынул ее, сел за кухонный стол и вставил лист бумаги в пишущую машинку. Долго сидел, глядя на пустую страницу. Двумя пальцами напечатал название:

Пару минут разглядывал то, что получилось.

Нет, не то. Добавил еще одно слово:

Потом еще одно:

Я скомкал бумагу и бросил ее на пол. Поставил греться воду. Дождь снаружи прекратился. На подоконнике ворковал голубь. Он нахохлился, прошелся взад-вперед и улетел. Свободный как птица, так сказать. Я вставил еще один лист в пишущую машинку и напечатал:

Чтобы снова не передумать, я вынул лист из машинки, положил его на самый верх стопки и закрыл крышку коробки. Нашел оберточную бумагу и завернул в нее коробку с рукописью. Сверху написал адрес своего сына; я знал его наизусть.

Я ждал, что что-нибудь случится, но ничего не произошло. Никакой ветер не смел все на своем пути. Не было сердечного приступа. Не было ангела в дверях.

Пять утра. До открытия почты еще несколько часов. Чтобы убить время, я вытащил из-под дивана проектор для диапозитивов. Я достаю его по особым случаям, скажем, в свой день рождения. Ставлю проектор на обувную коробку, втыкаю штепсель в розетку и щелкаю выключателем. Пыльный луч света освещает стену. Диапозитив я храню в банке на кухонной полке. Я дую на него, вставляю, кручу настройку. Картинка становится четче. Дом с желтой дверью на краю поля. Конец осени. Сквозь черные ветви видно, как небо становится оранжевым, потом темно-синим. Из трубы поднимается дым, и кажется, что в окне я вот-вот увижу склонившуюся над столом маму. Я бегу к дому. Щеки обдувает холодный ветер. Я протягиваю руку. Я всегда был мечтателем и поэтому на мгновение верю, что могу открыть дверь и войти в дом.

Начало светать. Дом моего детства растворился у меня на глазах. Я выключил проектор, проглотил метамуцил и пошел в ванную. Сделав все, что собирался, я обтерся губкой и полез в шкаф за костюмом. Обнаружил галоши, которые давно искал, и старое радио. А потом наконец костюм, белый летний костюм, вполне еще ничего, если не обращать внимания на коричневое пятно спереди. Я оделся, поплевал на ладони и пригладил волосы. А потом сел. Я сидел, держа коричневый бумажный пакет на коленях. То и дело перепроверял адрес. В 8.45 надел плащ и взял сверток под мышку. Напоследок посмотрелся в большое зеркало в прихожей. Потом открыл дверь и вышел в утро.