Лидия Ульянова - Здесь и сейчас

Он отбросил в сторону одеяло и тоже поднялся с кровати. На нем были светлые джинсы с ремнем, над которым слегка нависал живот и белоснежная майка, обтягивающая немного рыхлый торс. Что ж, приятно сознавать, что не я одна далека от совершенства.

— Пошел варить кофе, — сообщил он, проходя мимо.

Когда я умытая и одетая вышла на кухню, он ждал меня с двумя полными чашками. Внизу тоже было не жарко, и доктор облачился в теплый джемпер, тщательно скрывающий недостатки фигуры. Я, несмотря на принятый душ, чувствовала себя отвратительно. Каток в голове не останавливался ни на минуту, укатывая очередной километр асфальта. Желудок свело судорогой и не хотелось ничего, даже кофе, но доктор авторитарно выставил передо мной чашку, а я не посмела отказаться. Мне было ужасно неудобно и досадно: пока мылась, я в общих чертах припомнила все, что произошло накануне.

Я вздохнула, не поднимая глаз, старательно разглядывая пенку в чашке: сейчас он начнет приставать ко мне с вопросами, а отвечать не было ни сил, ни желания.

— Фрау Таня, — он как будто услышал меня, — я не буду донимать вас расспросами. Сейчас не буду. Вы сами расскажете, когда захотите. Если вам стало лучше, то я поеду домой. Или вы хотите, чтобы я еще остался?

Мне хотелось, чтобы он побыл рядом еще какое-то время, но я не забыла, что своим звонком разрушила планы доктора — где-то там его ждала женщина с недовольным голосом. Интересно, она все еще мерзнет или уже согрелась?

— Что вы, поезжайте. Простите, я испортила вам уик-энд.

— Ничего, я наверстаю.

Кто бы сомневался! А впрочем, какое мне до этого дело?

— Спасибо вам, доктор Амелунг. — Я нашла в себе силы взглянуть ему в глаза. Действительно была переполнена благодарности, главным образом за то, что он не стал ничего выпытывать.

Он не отвел взгляда.

— Не за что. Я ведь чувствую свою ответственность за вас: это я познакомил вас с Маркусом.

— Не принимайте близко к сердцу. Вашей вины тут нет. — Я попыталась улыбнуться. Должно быть, получилось кривенько, потому что он не ответил.

На прощание Клаус Амелунг вдруг остановился на пороге, задорно рассмеялся и загадочно пообещал, впервые назвав меня запросто:

— Таня, я не забыл — за мной танец.

Какой танец? При чем здесь танцы? Или я все-таки что-то пропустила?..

Я хотела ответить тем же и даже поцеловать его в знак признательности, но в последний момент не решилась:

— Еще раз спасибо… доктор Амелунг.

Он посмотрел на меня внимательно, как будто профессионально оценивал вероятность повторения прошлой ночи, неуверенно хмыкнул и ушел.

Для человека, пережившего собственную смерть — я имею в виду посттравматическую кому, и ничего больше, — не существует непреодолимых препятствий. Все постепенно становилось на свои места.

Вернулся домой обласканный и задаренный подарками Оливер. Юрген прислал мне внушительную сумму денег в качестве компенсации за то, что больше года входила в его ситуацию и не ждала материальной поддержки, пообещал и впредь не обделять сына.

Гюнтер, как мог, залечил свои болячки и вернулся под бок к Профессору. Эрика проводила брата с семьей и присоединилась ко мне, ежедневно изводя новостями из глянцевых изданий.

Наташа вернулась из России, привезла нам с Оли русских сувениров и непривычных на вкус деликатесов, самым убийственным из которых, на взгляд моего сына, оказался квас — русская кока-кола, подобие недоделанного уксуса.

Объявился перепуганный профессор Маркус Шульц — похоже, его здорово вздрючил доктор Амелунг. Я считаю — поделом: именно после этих научных экспериментов я чуть не отдала богу душу. Если бы тогда Амелунг не появился в моем дворе в сопровождении полицейских, я легко могла насмерть замерзнуть на качелях, и мой сын остался бы сиротой.

Профессор Шульц объяснил, что виной всему, вероятно, было нарушение режима сеансов: после занятий дважды в неделю мы на время прервали совместную работу, а делать этого не следовало. Мой мозг, видимо, недостаточно восстановился после травмы и, если можно так выразиться, пошел вразнос. Маркус Шульц, правда, совершенно не был уверен, что Веру убили, пытался объяснить мне, что такое возможно, — просто внезапное пробуждение, вызванное каким-то внешним воздействием, шумом. Он старался доказать, что мое восприятие сна может не совпадать с настоящим ходом событий, предлагал мне возобновить сеансы. Хотя бы для того, чтобы попробовать разглядеть убийцу Веры — думал, я соглашусь из любопытства, но я отказалась. Мне казалось, что профессор выглядел удрученным не из-за меня — он опоздал на самую развязку гипнотического спектакля, на последнее действие. Так сказать, задержался в антракте в буфете и пропустил главное. Я же была уверена в своих ощущениях и переживать такое второй раз не имела ни малейшего желания. У меня, в конце концов, маленький ребенок, и я не собраюсь расставаться с энным количеством нервных клеток просто ради удовлетворения чужих псевдонаучных амбиций. Меня больше это не интересовало.