Лидия Ульянова - Здесь и сейчас

Похождения Брюса Ли закончились — только в самом конце я поняла, что данное имя принадлежит не герою, а исполняющему роль актеру. Мы плавно перешли к просмотру второго фильма, про жену дипломата. «Эммануэль». Я устроилась поудобней, настраиваясь на что-то более содержательное. Фильм, правда, без перевода, но не зря же я столько лет учила английский?

Начало было тривиальным и понятным: дипломат с женой приезжают в дипмиссию одной из жарких стран, где жене нестерпимо скучно. Я сразу вспомнила про родителей: как им там в Египте? Они тоже скучают без дела? Думаю, нет: мама говорит, что они весь день на работе…

Занятая мыслями о родителях, я, должно быть, что-то пропустила: на экране внезапно начало происходить такое, от чего я замерла и боялась издать лишний звук. И знание английского было совершенно не нужно. Жена дипломата принялась раздеваться. Она делала это не так, как делаем все мы перед сном или в ванной, а неспешно и с чувством, медленно стягивая с себя немногочисленные одежды. Она поворачивалась к нам обнаженной грудью, покатыми плечами, выставляла на всеобщее обозрение плоский живот и упругие ягодицы. Я не считаю себя ханжой, не жмурюсь в женской бане и спокойно иду на флюорографии в толпе полуголых дамочек, но происходящее на экране обнажение было слишком откровенным и провокационным.

Я чувствовала нестерпимую неловкость — даже одной мне было бы неудобно на такое смотреть, а находилась я в комнате с чужими людьми, со взрослыми незнакомыми мужчинами. Они, кстати, никакого видимого неудобства не испытывали, только в комнате повисла непонятная, запретная тишина. Тишина нарушалась редким, сдавленным хихиканьем одной из девиц да усиленным сопением Манеева, которому внезапно заложило обе ноздри.

— А хороша бабенка, — неожиданно вынес вердикт Наумчик, — я бы с такой не задумываясь…

— Знаешь, сколько такая стоит? — смеясь, охладил его пыл Моня. — Работай, Наумчик, и любую бабу купить сможешь.

На экране откуда-то появился мужчина, — немолодой, вроде Манеева, — приблизился к героине, положил на лоснящееся обнаженное тело руку, медленно повел вниз…

Громче засопел на диване Манеев, всхлипнула рядом с ним девица с грудью. Мне захотелось побыстрей убежать — такого стыда я не испытывала никогда. Но прежде захотелось зажмуриться, заткнуть уши. Зажмуриться, заткнуть и убежать. Только как же это все проделать, если, уходя со своего места, мне пришлось бы пробираться мимо всей честной компании? А я боялась привлечь к себе внимание. Будто загнанная в угол мышь, я затаилась на стуле, пытаясь крепче обхватить себя руками и поглубже задвинуть под сиденье ноги. Даже зажмуриться я не решалась — вдруг кто-нибудь увидит, что я не смотрю.

— Хочешь выйти? — раздался низкий шепот над ухом.

Я не сразу сообразила, что это не голос с экрана — это относится ко мне. Не поворачивая головы, я скосила глаза и разглядела только край мятой футболки. Давид, хозяин квартиры. Неужели он заметил мою реакцию? Неужели он решил прийти на помощь? Или, как и все, перепутал с Надькой? Не то чтобы я очень уж ему доверилась, но других предложений не поступало. Даже сестра, как завороженная, уперлась глазами в телевизор.

Я еле заметно кивнула.

— Привстань, — шепотом скомандовал он.

Я осторожно привстала на полусогнутых ногах, и Давид с силой подвинул на себя стул, освобождая путь к отступлению. Диван дернулся и скрипнул, зрители на диване недовольно заворчали, я замерла. После стула последовал мой черед: Давид осторожно потянул меня за плечи назад. Через пару секунд я была освобождена из плена и водворена на кухню. Глаз на хозяина я не поднимала, ведь он, как и я, был свидетелем разнузданного телевизионного действа.

— Думал, ты в обморок упадешь, — с усмешкой, гортанно выговорил Давид. — Ты что, никогда эротических фильмов не видала?

— Никогда… — в испуге пожала я плечами: возможно, я осталась последней из могикан, не приобщенных к достижениям киноиндустрии. А ведь я ходила на фильмы «детям до шестнадцати», например, смотрела польскую «Анатомию любви». Вероятно, пустым занятием было сейчас об этом рассказывать.

— Курить будешь? — Чтобы успокоить, он протянул мне пачку сигарет. Не красно-белое «Мальборо», а мятую пачку болгарских.

— Вы ошиблись, я не Надя, — объяснила я, имея в виду, что не курю.

— Я вижу.

Он закурил. Разговаривать было не о чем. Тягостное молчание перебивалось доносящимися из комнаты возгласами и комментариями.