Федор Московцев - Конвеер

Они долго молчали, стоя обнявшись возле перил, за которыми поблескивали воды канала. Им не надо было ничего говорить друг другу. Просто смотря друг на друга, они понимали, что каждый из них думает.

Они шли по переулку Гривцова, чувствуя себя как двое детей, которые прогуливают школу. Очутившись на набережной Мойки, они увидели, что солнце садится за тяжелые тучи, похожие на горы добела раскаленной лавы; крыши купались в золотом свете; оконные стекла ослепительно сверкали.

Марианна вспомнила поездку в Великие Луки – в деревню к её дедушке. Это было словно погружение в тихое озеро. По мере того, как поезд удалялся от Петербурга, они забывали о своих заботах; при виде полей, деревьев, неба мысли их становились радостными и приятными. Марианна тогда подумала, что могла бы всю жизнь прожить с Виктором на лоне природы, на берегу реки, близ лесной опушки, у них была бы ферма, они бы занимались мирным трудом, и всё было бы замечательно. Во время поездки она собирала колокольчики, бузину, мяту, тысячелистник – словом, всю полевую флору, делала букеты, по книге она узнала название и любовное значение каждого цветка.

Всегда, когда на душе было тревожно, она вспоминала тот очаровательный уголок, в котором всё вокруг – река, поля, лес – всё так тихо и прекрасно, что кажется, в мире не может быть ни вражды, ни измены, ни бедности, ни старости, а одна лишь счастливая любовь.

Небо начало сереть.

Они дошли до Синего моста. Как по команде, посмотрели в сторону Исаакиевского собора, гда был зарезан тот азер. Было очень тихо. Небо затянуло облаками. На площади было пусто. Казалось, что город заснул. Они не говорили о смерти, но она была вокруг них, как густой туман. Они наслаждались обыденностью, но что-то казалось необычным. Что-то зарождалось, вокруг них была смертельная тишина, как перед цунами. Воздух становился всё плотнее и плотнее, напряжение росло. Затем Марианна четко увидела радиоволны. Это были прихотливые изгибы, как на кардиомониторе рядом с постелью в больнице, перед тем, как там появляется прямая линия. Марианна спросила сквозь эту густую завесу: «Вить, всё хорошо?» Он кивнул.

«Витенька, всё точно хорошо?» – она слышала, что её голос дрожит.

Её голубые глаза потемнели, как темнеет море в час сумерек. Она поняла, что они оба попали в странное измерение, в странную временную зону, как будто были во сне. Затем всё прекратилось. Когда приехали домой, она сразу пошла в спальню. Легла и долго-долго спала, время от времени просыпаясь. Витя сидел, склонившись над ней, и нежно её целовал.

– Витя, мне снился плохой сон, давай уедем! – сказала она, проснувшись на рассвете.

– Чем жестче жизнь, тем красивее песня, – откликнулся он бодро.

Штрум много думал над тем, куда приведёт выбранный им путь. С одной стороны он страшно бил по диаспорам, поскольку создавал атмосферу коллективного страха и ужаса. Компактно и серийно происходящие убийства по замыслу Штрума должны были держать в страхе целые гетто. С другой – арийские воины сделали все, чтобы преступность стала подражательной. Страшное имя «Фольксштурм» вдохнуло жизнь в «народное ополчение» – показав загниваюшим бригадам путь к победе. «Убивать чурок весело и модно! – дословно это декларировали видеоматериалы. Этот концепт по сути представлял собой синтез методов терроризма с довольно изощренной селекционной работой. Из этих цветов должны были получиться обильные плоды, которые должны были дать обильные всходы ненависти. Командир Фольксштурма осознал иное своё предназначение, нежели жизнь в формате наехал-убил-ограбил-деньги просадил. Надо проскочить этот отрезок пути и идти дальше, брать новые высоты. С некоторых пор он стал считать себя тем, кому вверено расовое единство России; первым обязанным перед Родиной.

Его злило то, что кто-то умудряется пристраиваться в жизни таким образом, что, прилагая минимум усилий, отгребает максимум денег. Эти люди становятся богаче с каждым днём, и чем богаче становятся, тем меньше прилагают усилий на каждый следующий заработанный доллар. А простым людям с каждым днём приходится всё труднее и труднее зарабатывать свои гроши. В результате желания самых богатых и корпораций постоянно имеют приоритет над желаниями простых граждан.

Реальность кусается, и на неё нужно реагировать при помощи ломовой, примитивной, действенной работы, а не высокоморального занудства. Фольксштурм с удовольствием жалит реальность в ответ, да так лихо, что наблюдать за противостоянием бригады миру наживы и капитала не менее увлекательно, чем за развитием сюжета детектива.