Андраш Беркеши - Стать человеком

— Папа, тебя к телефону.

— Кто?

— Демеши.

— Ты сказала, что я дома?

— Да.

Варьяш сделал несколько затяжек, а потом спокойно проговорил:

— Иди, дочь моя, и скажи этому дураку, что ты ошиблась, что я уже ушел из дома.

Жока недоуменно пожала плечами:

— Я не могу лгать. И потом, я не хочу бегать туда-сюда...

Варьяш решил, что дочь шутит.

— Не упрямься, черт возьми! — Отец повысил голос: — Делай то, что тебе говорят!

— Я не твоя секретарша и лгать не собираюсь. И пожалуйста, не кричи на меня. — Она повернулась и вышла из кабинета, оставив дверь открытой.

Варьяш вспылил:

— Черт бы побрал эту упрямую! Я тысячу раз говорил, что, когда работаю, меня нет дома даже для самого господа бога! — Он встал и чуть вразвалку отправился вслед за дочерью.. — А если ты, паршивка, еще и дерзить мне будешь, я тебя так отшлепаю, что вовек не забудешь.

— Я не паршивка! — выкрикнула Жока. — И не смей меня трогать, а то закричу. — Она показала на трубку: — Демеши наверняка уже услышал твои вопли и не поверит, что тебя нет дома.

Варьяш чуть не задохнулся от злобы. Он погрозил дочери кулаком и, поскольку другого выхода у него не было, подошел к телефону.

А Жока уже смеялась. Она не ушла из гостиной и села в одно из низких кресел.

— Привет, старик! — дружелюбно бросил Варьяш в трубку. — Как дела?

Жоке очень хотелось знать, о чем так долго говорит Демеши, тем более что Варьяш несколько раз прерывал его:

— Ну, старик... — Тут он замолчал и долго слушал, что ему говорил Демеши. — Послушай, Ене, это глупо, — начал вновь Варьяш после паузы. — Просто не стоит об этом и говорить... Не понимаю, зачем тебе эти древности. Ты меня знаешь с детства... Хорошо-хорошо, не возражаю, может быть, ты и прав... Ладно, приезжай как можно раньше, я тебя жду...

Геза Варьяш положил трубку и встал. Его широкое лицо выражало озабоченность. Он запустил руку в свои густые волосы и тихо, как бы про себя, выругался.

Жока с волнением спросила:

— Случилось что-нибудь, папа?

— Твое какое дело, дура?

В этот момент в комнату быстро вошла Варьяшне, мать Жоки. Ее купальный халат был туго перетянут поясом, на красивом лице отразились признаки беспокойства.

— Гезуш, что за крик ты поднял? Ни минуты не дадут человеку отдохнуть.

— А ты воспитывай свою дочь в духе уважения к старшим, — сказал Варьяш и подошел к широкому окну, — иначе я не знаю, что с ней сделаю.

Жока вскочила с места. При матери она чувствовала себя в полной безопасности, поэтому заговорила с большим жаром:

— Разве я начала кричать? Что я, собственно, сделала? Позвала тебя к телефону. И сразу же стала дурой и паршивкой. Ты писатель, а ругаешься, как извозчик. Учти, я не дура и не паршивка, и не кричи на меня больше, не то я уйду из твоего дома...

— Довольно, — сказала мать, стараясь казаться спокойной, и взглянула на мужа: — Сдерживай себя, Геза, я тебя очень прошу. Или сходи к врачу: нет сил больше терпеть твои срывы...

— Ты тоже хороша! Только и знаешь, что с утра до вечера болтаешь одно и то же.

Варьяшне промолчала. У нее не было ни малейшего желания спорить с мужем. Считая инцидент исчерпанным, она поправила закрученные в пучок волосы и спросила:

— Кто звонил?

— Демеши. — Варьяш закурил сигарету и, стараясь сдерживать свой гнев, продолжал: — Сейчас он заявится сюда, потому что барышня Жока не захотела, видите ли, солгать.

— Да, не захотела, — отрезала Жока. — И если на экзаменах по венгерской литературе мне достанется билет о твоем творчестве, я расскажу, какой ты писатель. Пусть все знают. — Окинув нелюбезным взглядом отца, она удалилась в свою комнату.

Немного погодя последовала за дочерью и мать. Она села на мягкий стул и оперлась рукой о столик. Недавно ей исполнилось сорок пять, но, несмотря на годы и усталость, выглядела она намного моложе. Ее продолговатое, как у Эндре, лицо украшали необычайно большие светло-голубые глаза под красиво изогнутыми бровями. Кожа была матовой и все еще гладкой.

— Доченька, не спорь с отцом, не зли его. Ты же знаешь, как расшатаны у него нервы.

— У меня тоже нервы, и раз от разу они все больше расшатываются, — ответила Жока. — Он говорит со мной, как с каким-нибудь извозчиком. Разве я его трогала?

— Хорошо, хорошо... Отец ведь любит тебя.

— Нужна мне его любовь! Пусть лучше не любит. Меня это совершенно не волнует. Ты знаешь, мамочка, если бы я тебя так не любила, давно бы ушла из дома...

— Не говори глупостей, Жока. Отец не всегда был таким...