Андраш Беркеши - Стать человеком

А сейчас разве кто-нибудь нападал на него? Никто. Охваченный неистовой злобой, он ударил Жоку — эту гадкую черту характера он, видимо, унаследовал от отца, хотя постоянно протестовал против его вспышек гнева.

Втайне Эндре надеялся, что Жока придет к нему и начнет объяснять: «Ты, конечно, был прав, я понимаю тебя». Но она не шла, а продолжала плакать в своей комнате.

Ее слезы всегда причиняли Эндре душевную боль. Правда, сестрица не принадлежала к числу слезливых, но если уж начинала плакать, то это означало, что с ней приключилась настоящая беда: либо кто-то грубо оскорбил ее, либо по отношению к ней совершена вопиющая несправедливость. В таких случаях Эндре предпринимал все, чтобы как-то успокоить и развеселить сестру. Однако сейчас он не мог пойти к ней, не мог дурачиться, поскольку понимал, что смертельно обидел ее. С каждой минутой он чувствовал себя все более отвратительно.

Плача Жоки уже не было слышно. Это несколько успокоило Эндре, хотя и не сняло душевной боли. Из окна, у которого он стоял, были видны далекие мерцающие огоньки спящего города, отчего тишина казалась еще более глубокой. «Пойду-ка к ней и попрошу прощения, — решил Эндре. — Но что я ей скажу? Мол, конечно, нельзя было тебя бить, однако ты должна понять, что виновата во всем сама. Я потому и потерял голову, что очень люблю тебя и беспокоюсь за тебя».

Он вошел в комнату сестры. Свет от бра падал на лицо Жоки. Она лежала с закрытыми глазами, прижав к себе любимого плюшевого медвежонка Тедди, и все еще всхлипывала. Она слышала, как открылась дверь, как под чьими-то ногами заскрипел паркет, однако глаз не открыла. Эндре отвернул край одеяла и присел на краешек ее кровати.

— Не сердись, Жо, — проговорил он смущенно и погладил сестру по блестящим волосам. — Сам не знаю, что со мной случилось. Я прямо-таки очумел...

Тело Жоки вновь затряслось от рыданий. Она вся съежилась, как испуганный зверек, и, судорожно прижимая к себе медвежонка, роняла горькие слезы.

— Не плачь, Жо.. Очень прошу тебя, перестань. — Только теперь Эндре по-настоящему понял, как сильно любит сестру.

Жока еще долго не могла успокоиться, а когда перестала плакать, они проговорили до самого утра.

— Мне обидно, что ты мне не веришь, — сказала она, — хотя давно должен был понять, что я не такая...

— Понимаю, Жо, понимаю, но я так волновался за тебя. И потом, я знаю мужчин. Собственно говоря, где ты была?

— В Доме киноактера. Там показывали новый фильм Феллини. Я звонила тебе несколько раз, однако никто не брал трубку.

Эндре молча закурил, чувствуя, как ему стыдно.

— После фильма я на несколько минут задержалась, и Янош Демеши сказал, что отвезет меня домой: мол, нельзя возвращаться одной так поздно.

— Тот тип был Демеши?

— Ты что, не узнал его? Ведь вы уже встречались.

— Я не узнал его. Правда, от злости я почти ничего не видел. — Лоб Эндре покрылся морщинами, как у старика. «Ну и натворил же я дел! — подумал он. — Какая же я скотина! Позвоню Демеши и попрошу у него прощения».

Жока поправила под головой подушку и взволнованно спросила:

— Что такое? Уж не обидел ли ты его чем-нибудь?

— Надеюсь, с ним ничего не случилось.

— Ты ударил его?

Эндре молча кивнул и посмотрел на свой кулак. Девушка едва заметно вздрогнула:

— Как ты мог!

— Сам не пойму... Ты же знаешь, как я презираю драки.

Жока посмотрела на тень, отбрасываемую фигурой Эндре, на его мощные плечи, вспомнила Демеши и очень пожалела его.

В пасхальное воскресенье в доме Варьяша зазвонил телефон. Отец находился в своем кабинете, где, верный давней привычке, работал с пяти часов утра. Мать мылась в ванной, а тетушка Юли ушла в церковь. Жока убирала свою комнату и одновременно думала о том, какое бы ей надеть сегодня платье. Она договорилась б подружками пойти в Музей изящных искусств. Вместе с ними обещал пойти и Эрне Бодо, поэтому Жока начала готовиться еще со вчерашнего дня. Ей хотелось понравиться этому студенту первого курса философского факультета университета. И когда телефонный звонок отвлек ее от столь серьезных мыслей, Жока разозлилась. Она бросила на кровать маленькую подушечку и подняла трубку.

— Квартира Варьяша, — сказала она.

На другом конце провода послышался немного грустный, бархатистый мужской голос:

— Это ты, Пири?

— Это ее дочь.

— Доброе утро. Меня зовут Янош Демеши. Я хотел бы поговорить с вашим отцом.

— Я сейчас позову его.

Жока положила трубку и заглянула в кабинет. Варьяш, в свитере, сидел за письменным столом и как раз прикуривал сигарету.