Игорь Гергенрёдер - Грация и Абсолют

Гости помногу пили, уминали копчёную колбасу, которую хозяйка, врач-косметолог, достала через свою клиентку, занятую в пищевой сфере. «Надо деньги под контроль взять, раз он уступает, – советовали Алику. – Он будет извиняться, а ему это требование!», «Умная жена первым делом устроит так, чтобы распоряжаться деньгами!», «Он будет липнуть, а с ним похолоднее, похолоднее…» Кто-то из мужчин вставил: «Ну-у, тут зависимо, насколько сильно он привязан».

Папа, после очередной стопки отправив в рот кружок колбасы с горчицей, обратился к дочери со строгостью:

– Слыхала? это ва-а-жная мысль! наглей, да не перенаглей.

После застолья Алик разрыдалась. Папа, чьи глаза от водки налились кровью, понял это по-своему:

– Ты что-о – обманула нас? Не сама ушла, а он тебя выгнал?

Маменька делала ему знаки, силясь внушить: да нет же! успокойся! Алик едва не крикнула ему в лицо: «Уйди от меня, животное!» Он всматривался в неё с непробиваемым упрямством:

– Люди теперь будут следить, сколько ты тут у нас... Какое-то время – да, обида, характер и всё такое... А потом скажут: он тебя выгнал. Обратно не пускает.

Мама чмокнула дочь в плечо:

– Он тебя ждёт. Он любит тебя.

– Но как мерзко он меня оскорбил! После этого я не хочу к нему! Ну, режьте меня-аа, режьте! – Алик заплакала навзрыд.

Мама, тоже в слезах, обняла её:

– Даже если бы мы с отцом захотели тебя забрать от него, мы не смогли бы… в моральном плане. Мы живём, работаем среди людей, ты работаешь среди людей. А люди будут за него горой: кто – он, и кто – мы.

– Скажут, – включился папа, – полгода подержал и под зад коленом! С чего это? И что я на это скажу? Кто я против него?

Маменька, прижимая дочь к себе, прошептала:

– Люди нас засмеют, а тебя затюкают. Будут распространять всякую грязь...

– Обязательно! – подтвердил папа. – Скажут: и не Отелло, и не цыганская ревность, а просто поймал её в постели с мужиком. – Георгий Иванович направил указательный палец в потолок: – Но если к нему вернёшься вовремя, обо что языки трепать?

Алик подолгу не засыпала летними ночами, лежала на постели под открытым окном нагая и растравляла себя нахально-феерическими мечтами. Виктор униженно каялся перед нею, и она, вдосталь помучив его, уступила. Лонгин, которого грызла вина за нанесённое ей оскорбление, не только отпустил её. Любовь этого незаурядного, неожиданного человека стала возвышенной, альтруистичной, он помог деньгами: пусть два настрадавшихся сердца в далёком новом месте построят своё счастье...

В разгар лета нерабочим субботним утром, когда мама готовила на кухне поздний завтрак, в квартиру позвонили, дверь отворила Алик. В голове туманилось после тяжёлой ночи, и совсем не занимало: а кто может быть на пороге?

От неожиданности она слегка ахнула. Перед ней был Виктор. Он стоял в светлой рубашке, напитавшейся потом под мышками: тёмные полукружья расползались по сторонам груди. Выжидая, сказал несколько туповато, чего Алик, впрочем, не заметила:

– Чуть свет выехал и вот добрался. Вырвался. Твой дом я знал, а номер квартиры у твоей подруги спросил.

Выглядел гость несвеже. Она, уже внутренне подобравшаяся, произнесла:

– Пришёл насчёт договора? Как вы умело поладили с твоим другом! С кем и по сколько раз я должна в месяц?

Глаза Виктора стали испуганно-собачьими:

– С языка сорвалось – от отчаяния! Он довёл! Вспомни, он и тебя довёл. В таком состоянии себя уже не контролируешь.

Выглянула маменька, мгновенно обшарила взглядом фигуру гостя. Он вежливо поздоровался.

– А что же Алла не пригласит в дом? – маменька лучезарно улыбалась, однако дверь не распахивала.

Дочь холодно пояснила – человек забежал на секунду. Проверив, что мать ушла, нарочито зло прошипела:

– Сколько я слышала твоих извинений? За кого ты меня принимаешь? Ты сволочь!

Маменьку меж тем зажгло: «Тот самый секретарь, вне сомнений! Что-то было. Наверняка. А муж, тем не менее, прощает... Только бы дурочка не перенаглела... Надо послать моего на дачу поливать лук – чтобы туда не привела. А пустит сюда – уж я им не позволю...»

Алик слушала самобичевания Можова, его мольбы пойти с ним «погулять». Она стояла на лестничной площадке тесного подъезда с исчёрканными стенами и думала о гулко-просторном чисто вымытом парадном, что так и дышит комфортом. Куда зовёт этот милый ей красивый и удручающе слабый парень? В пригородную рощу, где он угостит её тёплым лимонадом и будет уговаривать прилечь на вытоптанную траву меж берёзкой и кустом орешника? Словно она коллективная дворовая девочка.