Ольга Арефьева: Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной

Во рту держала рыбку
Хрустальная цыганка,
И сердце защемило
Дверями наготы.
Оденься, голодранка,
Нельзя жить наизнанку —
Стекольщик Армадилло
Шьет хрупкие листы.
Рисует арабески
Звенящим стеклорезом
По форме остролиста
Твоих прекрасных глаз,
Его движенья точны
И непорочны точки,
С тобой он пал бы низко,
Но только не сейчас.
Вечерние таксисты
Как дерево, безлисты,
Они везут в тупые
И острые углы,
Свобода в их квартирах
Разбита транспортиром,
Копеечки — мониста,
Колечки — кандалы.
Нутро ее отверсто,
И ребра ее — рельсы
Ключицы — полустанки
И рюмки — позвонки.
Летит из улья пуля,
Кусает за грудину,
А он глядит слезами
В босые потолки.
Стекольщик Броненосец
Заезженной пластинкой
Царапает о пулю
Мишенью на груди —
Кого цыганка просит,
Того она не бросит,
Пока ее кастрюля
Звенит струей воды.
Слова во рту как рыбки —
Струей воды играют
На флейте тонких пальцев,
Чья пустотела кость,
Стекольщик, сшей ей платье,
Сравняй ее со знатью,
На флейты тонких пальцев
Надень алмазы звезд!
Хоть это не поможет,
Хоть все одно и то же,
Но для любви не будет
Ни слова ни окна,
Она опять любима,
Но эти нули мимо,
Она опять прекрасна,
Она опять одна.

Неодета и странна
Полная луна.
На босых ее глазах
Пятна от вина.
Больно спать, когда в стекло
Бьет ее тепло.
Я не пью ни чай, ни страх —
Мне одной тепло.
Акварели на слезах,
Косы из травы.
Полупальцев резонанс,
Модерн-данс кривых.
Выворачивай носок
И тяни подъем,
Кровь из носу — это сок:
Разобьем и пьем!
А жена твоя — стена,
Делает ребеночка из глины,
Нежна, обнажена
Известковая ее грудина.
У нее пока нет молока
И сутулы плечи потолка.

Любимый поил меня своей кровью
Волосы шевелились от любви
Я в летней бледной коже
Забывала свое имя все глубже
Его мраморные взгляды
Сшивали во мне лево и право
Он вспоминал себя женщиной
И сумерки никак не наступали
На одной ноге стоял Бог
Лягушки громко целовались
Минуты переворачивались как монеты
И смерть оставалась так близко как одежда
Я подарила ему свой третий глаз
Он и так умеет превращаться в дерево
Он выбросил в окно свои пальцы
Теперь будем вместе летать лежа

Загляни в тайники моего ликованья,
Я живу между двух твоих рук
Отвернись, я стесняюсь знать эти тайны,
Тайнознание — участь старух.
В дырки времени сыплется солнечный ветер,
Обветшала обертка сих дней,
Нынче платье реальности — драные сети,
И мы страшно запутались в ней.
И смеются секунды над глупостью стрелок,
Словно свежий узнав анекдот.
Мы, гуляя над бездной, букашечно мелки,
Изо рта не надышимся в рот.
Расстегаи свои ребра, там птица томится,
Бьется, встретиться хочет с моей.
Мы на плоть нанесли свои белые лица
И считаем — так Богу видней.

На моих глазах растет трава,
Твои ладони приросли к моей груди,
Твои кости провалились сквозь мой скелет, —
Мы слишком долго любили друг друга.
Где-то бродят наши имена,
Где-то время имеет власть над плотью,
Мы были теми, кем больше не станем, —
Великая любовь не проходит бесследно.
Ветер расчесывал зеленые пряди растений,
Когда мы были друг другом.
Так будет и дальше, только ветер мы выдумаем новый:
Теперь нам все можно.
Ничего не страшно, потому что нас нет.

Ветераны фиолетовых баклажанов
Сворачивают за один и тот же угол
Где пустоту разливают в бутылки
Они заглатывают стеклянные горлышки
Глаза их прозрачнее чем хрусталь
Головы навылет прострелены жаждой
Я вижу сквозь их дырявые тела
Они тоже когда-то были ангелами
Сзади девочка с бидоном без молока
Она умерла еще прошлой ночью
Бездомные собаки живее следов
Но за молоко плачены деньги
Можно попасть в стакан, даже разбитый
Вытереть пот шершавой стеной ветра
Идти незачем просто надо держать равновесие
Ты-то идешь прямо — это земля качается
Ты умеешь быть краской на реальности
Осталось найти того, кому это нужно
Тетрадь захлопнулась а потом устала
Ноги пошли вопреки горю
Всем петь песни — такова задача
Куплеты повторяются и цвета заодно
Танцевать несмотря ни на что
Тогда расцветут мозаики смысла
Учителя тоже плачут
Никто не верит что мы — маленькие дети
Нарисуй себя на деньгах
Это достойная глупость на сегодняшний день
Рифленая поверхность смеха
Щекочет подошвы живых мертвецов
Трудно вписаться сразу двумя телами
В блюзовый квадрат двери
Андрогины запинаются о тепло
Менты засовывают пьяниц в коробки
В узкий проем игольного ушка
Это никому не поможет