Ольга Арефьева: Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной

Не все же мне быть хорошей
Пора и побыть плохой
Не все ж на тебя похожей —
Загадочной, но глухой.
Хороший — а любишь плохую,
А я всухую психую,
Добрый — а любишь злую,
А я нс люблю, но целую.
Ты любишь меня еще эту,
Хотя согласен на ту,
А этой меня уже нету,
И той быть невмоготу.
И кто из нас настоящий?
Актера играет актер
Зритель глухой и незрячий,
Сорван спектакль. Форс-мажор.

Стою и чувствую, как взрослею,
У стен есть плотность и глубина,
У плоти есть под корою змеи,
Улыбка Кали слегка злобна.
Остра печаль, одиноки черви,
Безликий сфинкс не пускает слез.
Веревка — это не просто вервие,
Внутри и так перепилен трос.
Увитый матчем щербленых кнопок
Кассир-привратник глядит в дупло,
Жует билеты, небрит и робок,
А время роли уже пошло.
Театр открыт как коробка снизу,
Видны запыленные кишки,
Пернатый клоун идет карнизом
И шлет измученные смешки.
Учите текст, шевеля глазами,
Пока предсердие ловит такт.
Наш главный чем-то все время занят,
Не надо плакать, у нас аншлаг.
Ступни к стропилам небес прижаты,
Башка стучит в мировое дно:
Извне все это висит как вата,
А изнутри как в гробу темно.
Красива участь кривых амуров,
Босых цариц в зоопарке сцен,
Ты эпизод — ты взлетаешь хмуро
И попадаешь не в бровь, а в плен.
А наверху все пески да точки,
Овалы клетки, щенки химер:
Ты не попал в них настолько точно,
Что аплодировал весь партер.
В глазах по лампочке, в ребрах дырка,
Астральный ветер, картонный член.
Я сирота, я умею зыркать,
И нажимать, и стрелять с колен.
Ты будешь в платье из красных буден
Кружить смещенный ногами пол,
Но ты не знаешь, кто эти люди,
К которым ты, наконец, пришел.

это новый виток одиночества
или всего лишь очередной приступ клаустрофобии?
м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м-м
птица времени хищная опять мучишь меня
зачем я печальна тобой
когда идешь мне
летишь мной
мней мно мну…
клаус троф об и я.
рысь не грызь брысь!
сыгоре улын ыл
гранзай аголант
залгар ао
крелой с и.

Когда я была человеком,
Я не умела летать.
Меня уважали вещи
За сутулую стать.
Меня презирали кошки,
Но камни молчали вслед,
А люди боялись того, что
Чего-то во мне нет.
Я ела из глиняной миски
Железным предметом суп
И не понимала смысла
В сближеньи горячих губ.
Земля колобком каталась,
А я недвижно ждала,
Когда надавят на жалость
Истошные колокола.
И вздрогнут грудями девки,
А мужики струхнут:
Ведь Бог похож на возницу,
В руке держащего кнут,
В глазах его вспышки молний,
А в голосе — нежный гром.
Любовь его — это волны,
Их не исчерпать ведром.
А пробужденье похоже
На двухнедельный оргазм,
И те, кто на небо вхожи,
Зачем-то прячутся в грязь.
Кусают за ноги звери,
И в темечко каплет уют,
В нас Бог пытается верить,
Суд входит. И все встают.

Внебрачные дети драконов
Цеплялись за розу ветров,
Нагие тела саксофонов
Фанфарили стройностью строф.
Прощай, его летняя жалость,
Зимой он уйдет на покой —
Напрасно змея размечталась
О ветреном змее с тоской.
Рожденная ползать, знай место,
И шкуру в гармошку ссучи —
Ни мать, ни жена, ни невеста,
Забудь про ветра и лучи.
Колодная дама, будь тише —
Дракону не быть королем,
Он ветрен, как флюгер на крыше,
Он с детства был лучшим вралем.
Анданте закончено точкой,
Аллегро не раньше весны.
Усни, завернувшись клубочком,
Смотри в темноте его сны.
В часах его время без стрелок,
На стрелках часы без минут,
И мир незатейливый мелок
Под бреющим летом простуд.
Мечтай о несбыточной выси
И ползать учись без прикрас,
А он не увидит на письмах
Рубашками вверх мезальянс.
Люби его, клетка без птицы,
Люби, без иголочки нить,
Быть может, потом не случится
Кого-то еще полюбить.

бабочка бьющаяся в сетях страдания
подбитая лапа бездомной собаки
цепочка босых следов на январском снегу
гитара со струнами из слез
июльское небо из-за прутьев клетки
эротические танцы со смертью у края пропасти
ожерелье из терновника
пауза между двумя звуками флейты
китайская стена одиночества
нити дождя сшивающие небо и землю
лабиринт из слов для заблудившейся мыши
браслеты на запыленных щиколотках цыганки
погремушка в руках мудрого младенца
молоко расплескавшееся на горячей дороге
кузнечик отравленный фиолетовым цветком
пылинка канифоли на занесенном смычке
управляющая тенями создающая облака на аквамариновом небе
листающая миры как страницы и везде находящая себя неизменной
девочка с дудочкой просящая милостыню в подземном переходе
кармен продолжающая танцевать с ножом в груди
монахиня в келье нанизывающая молитвы на четки
ущелье между движениями секундной стрелки
непорочная Дева на медальоне проститутки
рыба с телом женщины плывущая со стеблями осоки в руках
медная монета в ссохшейся стариковской ладони
кошачий прыжок и вспорхнувшая белая голубка
алая дверь боли что отворяется сумерками
праматерь Ева пред древом запретным
та что смотрится в разбитое зеркало брошенного дома
игольчатая гусеница ползущая через асфальтовую дорогу
птенец с прозрачными веками съеденный муравьями
вселенная зашифрованная в иероглифе страсти
одинокий человеческий голос которому откликаются лишь химеры
босая жрица луны танцующая на разбитых стаканах
тетраэдр печали затерянный на плоскости времени суток
неразменная непродажная неизменная
преданная распятая и воскресшая в третий день по писанию
одушевляющая предметы оживляющая мертвых
очеловечивающая животных обожествляющая человеков
это любовь моя